ее. Интересно, откуда берутся все эти нелепые тренды и почему школьники так за них цепляются? Тут я вспомнил, как мы, будучи подростками, носили спортивки, закатав одну штанину, и валяли дурака с видом, будто меняем мир.

– У тебя все хорошо? – прошептал я. Дуэйн легонько кивнул, смотря уже не на меня, а в пол.

– Сколько ты прочел? – спросил я, зная, что он не прочел ни строчки. На парте обложкой вниз лежала книга. Я взял ее. «Одинокие лондонцы» [11]. – Интересная книга, – сказал я и открыл.

– Да все равно, это не моя, – ответил он, когда я положил книгу обратно.

– Тебе не должно быть все равно. Ты должен знать о поколении «Виндраш» [12], о том, как наши предки оказались в этой стране.

Дуэйн пожал плечами.

– Останься после урока на пару слов, – сказал я. Он не двинулся и только сильнее замкнулся в себе.

Пока я возвращался за свой стол, прозвенел звонок. Ученики быстро собрались и ждали, пока их отпустят, а потом высыпали из кабинета в коридор.

– Подойди, – сказал я Дуэйну, который так и не сдвинулся с места. Он с усилием поднялся и подошел ко мне, шаркая ногами в «эйрмаксах» последней модели, на вид дорогих и ручной работы.

– Все хорошо?

Он кивнул.

– Ты хотя бы в конце почитал?

Он замотал головой.

– Почему? Не понравилось?

Пожал плечами.

– Послушай, Дуэйн, ты в одиннадцатом классе. Близятся выпускные экзамены. Знаю, учебный год только начался, но тебе надо взяться за ум. Я не хочу, чтобы ты провалился.

Он пожал плечами.

– Ты не можешь все время молчать, – добавил я от досады.

– Я могу идти? – спросил он коротко, отрывисто, стаккато. С меня хватит, я кивнул. Он выскочил, открыв дверь нараспашку, так что она заболталась на петлях. Я фыркнул и открыл почту.

От: Админ

Тема: Обеденное дежурство

Пожалуйста, предоставьте объяснение, почему вы так и не появились на сегодняшнем дежурстве. Если вы не сможете предоставить уважительную причину, за этим последует вычет из зарплаты.

Всего хорошего,

Админ

Я сверлил письмо взглядом с нарастающей яростью. Загорелся экран телефона: сообщение от Сандры.

Все еще мертв?

Кажется, я воскрес.

Прошу, только без религиозных шутеек.

Да ладно, я бы такого не сделал… в сообщении.

Однажды я тебя брошу, а ты, глупыш, так и не догадаешься почему.

Удивлен, что ты все еще этого не сделала. Наверное, смелости не хватает. #трусишка.

Сделаю вид, что ты этого не писал (на этот раз). Как себя чувствуешь?

Устал, будто уже четверг, а еще только понедельник.

Ну, тогда соберись с силами, потому что у нас рабочее собрание.

ЧТО?! Нет!

Не сегодня. Завтра. Второй раз за день попался. Очень непохоже на тебя. Я бы много заплатила, чтобы увидеть сейчас твою реакцию. Ты, сынок, совсем форму потерял.

Я тебе не сынок! Так собрания не будет? Омг. Однажды я брошу тебя и…

и я тут буду ни при чем!

Я усмехнулся и вернулся к компьютеру, продолжил смотреть почту. Клик. Удалить.

Вошел в пространство какофонии и стал искать куда сесть. Несмотря на все попытки игнорировать его, я все равно оказался рядом с мистером Барнсом, который, помахав, выставил для меня соседний стул.

– Эй, спасибо. Не заметил вас сразу.

– Надеюсь, вы в отличном настроении, – ответил он, когда я кивнул, решив поддакивать ему. – Я тут подумал… – Как раз в этот момент вошла миссис Сандермейер, и все затихли. Она направилась к центру кабинета, цокая по деревянному полу каблуками.

– Всем доброе утро, – произнесла она четким, уверенным голосом, уже зная ответную фразу.

– Доброе утро, – ответили все хором. Я молчал, затерявшись в хоре.

– С начала учебного года прошло чуть больше месяца, но мы уже хорошо идем. Главное, не терять мотивации, подталкивать отличников к еще большим достижениям, воодушевлять отстающих на усердную работу и пресекать любое непослушание и проблемы с дисциплиной еще в зародыше.

Она вещала так, будто выступает на сцене, а вокруг многотысячная публика. Я восхищался ее энтузиазмом и пылкостью, но и ненавидел их, потому что уставал; потому что сразу начинал гадать, отчего во мне нет такого энтузиазма и пылкости. Мистер Барнс записывал. Я взглянул на него и отвернулся. После пары заявлений от учителей, которые явно пытались казаться важнее, чем были, прозвенел звонок, и все разошлись по классам.

У меня было свободное утро, и я бродил по коридорам, наблюдая, как легковозбудимые детишки спешат на уроки. Словно школа, в которой я тонул, топила и их. На лестнице возникла внушительная фигура мистера Блэка. Она росла по мере его приближения, я поднял голову, напрягая шею, и поздоровался. Он был по меньшей мере два метра ростом и почти столько же в ширину. На нем была безукоризненно белая рубашка с короткими, обтягивающими бицепсы рукавами и неизменный красный галстук с темно-серыми брюками. У него, наверное, целый шкаф был завален идентичными нарядами на каждый день.

– Доброе утро, сэр, – протрубил мистер Блэк, так что стены завибрировали. С такими как он всегда чувствуешь себя безопасно, несмотря на ситуацию. Пусть хоть здание рушится, даже кирпичи будут в страхе огибать его фигуру. Мы обсудили финал Национальной баскетбольной лиги, прошедший летом: выиграли бы «Уорриорз», если Ирвинг и Лав не получили бы повреждения; чего ждать в следующем сезоне; школьную баскетбольную команду и городской чемпионат среди школ Лондона, в котором он твердо намеревался выиграть. Во всем этом я едва разбирался, но вполне прилично поддержал разговор. На пару секунд нас даже можно было принять за приятелей, болтающих в баре после работы. Всегда поражался тому, какой он верный муж и благородный человек: из тех, кто всем вокруг желает того же, что есть у него, – мира в душе, счастья. Во многом он напоминал мне отца, каким я его себе представлял, этого незнакомца. О, как же внезапно, бывает, нападает одиночество, разбуженное воспоминанием!

Мистер Блэк вернул меня в реальность, похлопав по плечу своей великанской ладонью.

– Что ж, пора за работу, – сказал он и ушел.

Я вернулся к себе в класс, сел за стол, стал отвечать на письма под звуки классической музыки – Вивальди, «Времена года», – когда услышал приглушенные голоса за стенкой. Новая учительница, миссис Кэпч… Кэп, не помню точно, но я всегда звал ее сокращенно миссис Кей, а она лишь улыбалась, прощая мне