Клыки Людвига против воли стали превращаться в иглы. Вампир почуял кровь представителя древней расы: пусть шасы и не были воинами, их сила немногим уступала людам или чудам, и толстяк мог надолго обеспечить масана запасом крови.

Робене выскользнул из-за угла и бесшумно приблизился к шасу.

— Дерьмо, — пробубнил себе под нос лавочник, борясь с чем-то, застрявшим в кармане.

Людвиг наклонился вперед, иглы едва не касались шеи пищи, на мгновение замер, предвкушая чарующий момент высушивания, и уже собирался резко дернуть шаса на себя, как…

— Наконец-то!

Басул вытащил из кармана пульт дистанционного управления и нажал на кнопку. Над витриной вспыхнуло несколько ламп.

Людвиг взвыл.

Наблюдатели Великих Домов могут — потратив массу дорогостоящей энергии — вычислить местонахождение всех масанов, но определить имя-отчество каждого уже выше их сил. Поэтому охотники работали по секторам: верные Темному Двору вампиры покидали определенный район города, после чего он тщательно сканировался наблюдателями, и карательные отряды гарок вырезали всех обнаруженных кровососов. Вторым способом поиска был Зов, телепатическая связь масанов. Все пьющие кровь обладали даром слышать друг друга, и вампиры Темного Двора не прекращали ощупывать каменные джунгли, выискивая затаившихся тигров. Чтобы ответить на Зов, достаточно всего одной мысли, одного проявления чувств, бывало, что прячущийся кровосос даже не замечал осечки и сильно удивлялся появившимся как из-под земли санитарам леса. Недолго удивлялся.

Но работа по секторам отнимала много времени, на Зов откликались только молодые вампиры, старые оплошностей не допускали, вот и приходилось Сантьяге выводить на улицы воинов, надеясь исключительно на их везение.

— У меня в лампах «Протуберанцы» стоят, — с гордостью поведал Турчи из-за металлической двери лавки. — Разорился еще в прошлый набег, думал, коту под хвост деньги…

«Он обожжен, это хорошо!» Захар машинально сделал шаг назад, подальше от освещенной витрины, и отрывисто спросил:

— Куда он побежал?

— Вверх по улице.

— Я его вижу! — Гаврила Треми, один из «кривых» юнцов, которого епископ оставил при себе, набросил на территорию сканирующую сеть. — Ему плохо!

И бросился вперед. Захар собирался последовать за юнцом, но…

— Э-э… любезный!

— Да?

— Вы не могли бы защелкнуть замочек под ставнями?

Ругаться с Басулом Треми не хотел — с шасами следует поддерживать дружеские отношения, а потому епископ молча развернулся и поспешил за помощником.

— Какая невоспитанность, — буркнул Турчи. — Впрочем, что взять с кровососа?

Он убедился, что рядом с лавкой никого не осталось, выскочил на улицу, щелкнул замком и стремительно юркнул обратно.

Людвиг сидел на корточках во тьме узкой арки. На нем были плотная куртка, перчатки, брюки и тяжелые ботинки — тело от «Протуберанца» не пострадало. Зато незащищенная голова представляла собой одну сплошную рану.

— Не будешь сопротивляться — умрешь быстро и безболезненно, — пообещал Захар, вытаскивая катану.

Во внутренних схватках Тайного Города не часто использовалось огнестрельное оружие. Некоторые жители были слишком быстры, чтобы надеяться поразить их из пистолета или автомата, некоторым пулевые ранения были не страшнее булавочного укола, а некоторые просто брезговали человским изобретением. Добрый клинок — другое дело, ведь отрубленную голову обратно даже нав не пришьет, а посему столкновения, как правило, принимали форму рукопашной.

Тем временем Гаврила отошел в сторону и тоже обнажил меч: епископ был классным воином, но страховка еще никому не мешала.

— Нанялся палачом к навам? — зло усмехнулся Робене. Его руки слегка подрагивали — не от страха, от боли.

Но голос был тверд, в нем можно было даже уловить насмешку.

— Почему палачом?

— А кто еще убивает беззащитных?

— Разве челы и шасы достойные соперники?

— Так ведь я презренный Саббат, — криво усмехнулся Людвиг. — Я дикий зверь, лишенный разума и благородства. Мне можно убивать кого угодно! Кого захочу. А ты, епископ? Каково тебе отрезать голову беззащитному брату?

— Оставить тебя в живых? — улыбнулся Захар. — Шас сообщил о нападении, и район будет прочесываться очень тщательно. Хочешь в Цитадель? — Робене молчал. — Хочешь?

Людвиг не хотел. Но и послушно подставлять голову под катану не собирался. Он прыгнул.

Из положения сидя, мягко оттолкнувшись, взвился в воздух, изогнулся и сразу же оказался рядом с Треми.

— Умри!

Что он выхватил из-под куртки? Длинный кинжал? Какая разница? Захар ожидал нападения, понимал, что такой матерый масан ни за что не позволит зарезать себя, как свинью, и был готов к любому развитию событий. Элегантное движение в сторону — клинок Людвига пронзил пустоту, а еще через полмгновения голова Робене скатилась с плеч.

Фонтана крови не было: сердце масана бьется неспешно.

Епископ сделал два шага назад, позволяя обезглавленному телу упасть на асфальт, не спуская глаз с поверженного врага, медленно вытер клинок и только после этого посмотрел на замершего помощника.

— Уснул?

— Я? Нет… — Гаврила тряхнул головой. — Он молодец, да? Он не испугался.

— Для настоящего воина обстоятельства смерти имеют большое значение, — произнес Захар после паузы. — Броситься на врага с оружием в руках или умолять о пощаде, растирая по морде сопли и слезы. Мы всю жизнь приближаемся к смерти, зачем же портить столь волнующий момент?

— Он был настоящим воином?

— Да, — кивнул епископ, — он был настоящим воином. А вот ты еще нет.

— А что случилось? — Молодой масан удивленно посмотрел на Захара.

— Челы. — Епископ Треми указал на улицу. — Нас заметили.

— Проклятие! — Гавриле стало стыдно: увлекшись схваткой, он совершенно забыл, что должен был навести на место боя морок. — Я сейчас все исправлю.

— Вызови Службу утилизации, — буркнул Захар, — а с челами я разберусь.

Они частенько так поступали: выходили из казино и медленно шли по улице, разговаривая о чем-нибудь, делясь впечатлениями от прошедшего дня. Или просто болтали, наслаждаясь обществом друг друга. Анне нравилась ночная Москва, нравилось гулять по сонным улицам, купаясь в блеклом свете фонарей, нравилось видеть город опустевшим. На первых порах Эльдар воспринимал ночные путешествия как маленькую блажь, не самый худший недостаток, который может быть у красивой и умной женщины, а затем втянулся, и прогулки стали для Ахметова не менее приятными, чем восхитительный секс. Прогулки рождали близость.