Идеалы романтической любви в течение долгого времени вдохновляли в большей мере женщин, нежели мужчин, хотя, конечно, мужчины не могли не испытывать здесь определенного влияния со стороны женщин. Этос романтической любви имел двоякое воздействие на положение женщины. С одной стороны, он помог поставить женщину «на свое место» — в дом. Однако, с другой стороны, романтическую любовь можно рассматривать в качестве активной радикальной связи с «маскулинностью» современного общества. Романтическая любовь предполагает, что может установиться продолжительная эмоциональная связь с другим (другой) на основе неких качеств, внутренне присущих самой этой связи. Эта любовь выступает предвестником отношений в чистом виде, хотя также находится с такой связью в натянутых отношениях.

Возникновение того, что я называю пластичной сексуальностью, было решающим для эмансипации, имплицитно подразумеваемой в чистых отношениях, равно как и для провозглашения сексуального наслаждения женщин. Пластичная сексуальность — это децентрализованная сексуальность, освобожденная от репродуктивных потребностей. Она имеет свои источники в тенденции, берущей свое начало где-то в восемнадцатом веке и прямо связанной с ограничением размеров семьи. В дальнейшем это качество развивается как результат распространения современной контрацепции и новых репродуктивных технологий. Пластичная сексуальность может формироваться как характерная черта индивидуальности и поэтому она внутренне ограничена самою собой. В то же время — в принципе — она освобождает сексуальность от правила фаллоса (или даже — правления фаллоса), от надменной важности мужского сексуального опыта.

Современные общества имеют скрытую эмоциональную историю, все еще не выявленную до конца. Это история сексуальных домогательств мужчин, отделенных от их публичного выражения. Сексуальный контроль над женщинами со стороны мужчин — это нечто гораздо большее, нежели случайная черта современной социальной жизни. По мере того как этот контроль начинает разрушаться, мы наблюдаем, как принудительный характер мужской сексуальности все более откровенно обнажается — и этот снижающийся контроль порождает также нарастающий поток насилия в отношении женщин. В настоящее время раскрывается эмоциональная пропасть между полами, и никто не может с определенностью сказать, насколько далеко она будет простираться.

И все же радикализирующие возможности трансформации интимности весьма реальны. Некоторые утверждают, что интимность может быть деспотической, и ясно, что такое вполне возможно, если расценивать ее как требование постоянной эмоциональной закрытости. Однако, будучи рассматриваемой как трансакциональное обсуждение условий личностных связей двумя равными сторонами, она проявляется в совершенно ином свете. Изменения, которые претерпевает интимность, подразумевают крупномасштабную демократизацию межличностной сферы таким способом, который вполне совместим с демократизацией публичной сферы. Равным образом может подразумеваться и дальнейшее развитие вариантов. Трансформация интимности могла бы оказать разрушительное воздействие на современные институты как целое. Потому что социальный мир, в котором эмоциональное осуществление вытеснило максимизацию экономического роста, очень сильно отличался бы от того, который мы знаем в настоящем. Изменения, оказывающие сегодня воздействие на сексуальность, носят поистине революционный характер, и весьма глубоким образом.

В своем романе «До того, как она встретила меня» Джулиан Барнс обсуждает судьбу Грэхема Хендрика, академического историка, который оставил свою жену и вступил в связь с другой женщиной. Когда начинается роман, его герою около сорока лет, он уже пятнадцать лет женат и, находясь «в середине жизненного пути», может «уже почувствовать, что означает находиться на склоне жизни». На одной из вечеринок он встречает некую Энн, которая когда-то была статисткой на крошечных киноролях и поэтому стала внимательно следить за модой. По каким-то причинам их встреча пробуждает в нем глубоко запрятанные чувства надежды и волнения. Он начинает чувствовать себя так, «как если бы восстановилась некая давно разрушенная линия связи с ним самим, каким он был двадцать лет назад», и становится «вновь способным на безрассудства и идеализм».

После ряда тайных встреч, которые выливаются в полновесное приключение, Грэхем оставляет жену и ребенка и поселяется с Энн. Сердцевина романа связана с постепенно прогрессирующим открытием Грэхемом любовников в жизни Энн до того, как он вошел в нее. Она почти ничего не скрывает, но, пока он не спрашивает ее прямо, не сообщает по своей воле никакой информации. Постепенно Грэхемом овладевает потребность раскрывать сексуальные детали в прошлом Энн. Он вновь и вновь просматривает на экране кадры, в которых играла Энн, пытаясь уловить мимолетные обмены взглядами или другие знаки, показывающие, что она и данный конкретный мужчина, с которым она появляется в кадре, были любовниками. Она иногда допускает, что имели место сексуальные связи, чаще же отрицает это.

Кульминация этой истории довольно жестока, ее завершение почти опрокидывает тот стиль мрачного юмора, в котором написана большая часть книги. Путем тщательных исследований Грэхем обнаруживает, что его лучший друг Джек — тот самый, с которым он откровенно делился своими проблемами по поводу жизни Энн, «до того, как она встретила меня», — сам был сексуальным партнером Энн. Грэхем организует встречу с другом якобы для того, чтобы продолжить их обсуждения. И берет с собой на эту встречу нож, «шестидюймовое лезвие, сужающееся от ширины в дюйм у рукояти к заостренному концу». Когда Джек в какой-то момент поворачивается к нему спиной, отвлеченный пустяковым делом, Грэхем закалывает его. В следующее мгновение Джек поворачивается к нему, и Грэхем несколько раз вонзает нож «между сердцем и гениталиями». Наложив пластырь на палец, порезанный во время убийства, он усаживается в кресло с остатками недопитого кофе, приготовленного для него Джеком.

Тем временем, обеспокоенная отсутствием Грэхема, которое затянулось на всю ночь, и обзвонив полицию и больницы в бесплодных поисках места его пребывания, Энн начинает обыскивать его рабочий стол. Там она раскапывает документы, свидетельствующие об ожесточенных исследованиях Грэхемом ее прошлого, и обнаруживает, что он знает о ее связи с Джеком (единственная сексуальная связь, которую она изо всех сил скрывала). Она едет в квартиру Джека и обнаруживает там Грэхема вместе с окровавленным телом ее бывшего любовника. Сама не понимая почему, она позволяет Грэхему успокоить себя и связать себе руки несколькими ярдами бельевой веревки. Грэхем рассчитывает, что эта процедура даст ему достаточно времени, чтобы достичь своей цели, прежде чем она сможет броситься к телефону, чтобы попросить о помощи. «Никаких занавесов, никаких мелодрам»: подняв нож, он глубоко вонзает его в собственное горло. Что касается Энн, — а «он, вне всякого сомнения, любил Энн», — тут он просчитался. Она с пронзительным криком выбрасывается в окно. К тому времени, как прибывает полиция, кресло непоправимо пропиталось кровью, а Грэхем мертв. Судя по смыслу заключительных глав романа, Энн тоже покончила с собой — по неосторожности или как-то иначе, это остается неизвестным. «До того, как она встретила меня» — это роман вовсе не о ревности. Просматривая материалы, накопленные о ней Грэхемом, Энн осознает, что ревность — «это не то слово, которое она применила бы по отношению к нему». Важная вещь заключается в том, что он «не умел обращаться с ее прошлым»[42].