Полковник Роль принимал капитуляцию города на площади перед снесенным в шестидесятые годы старым вокзалом Монпарнас. В послевоенный период авторитет полковника был огромен, с чем считался и де Голль, так и не присвоивший соратнику-коммунисту генеральского звания. Зато Роль-Танги стал кавалером почетного ордена участника движения Сопротивления, которым награждали лишь с 1941 по 1946 год. Словно бы подтверждением его жизненной позиции и закреплением места во французской истории служит вся большая семья Роль-Танги — его дети и внуки, по-граждански активные и занятые в разных сферах: образовании, журналистике, муниципальных и государственных органах. Они представители мощнейшей французской демократической, левой культуры, которая была двигателем развития страны после ее освобождения. Без нее нельзя ни понять всю послевоенную историю Франции, ни представить себе характер, мотивы, поступки тех людей, которые в оккупированном городе делали тот выбор, за который не стыдно и поныне.

Встать в шесть утра в январе, когда еще совсем темно и промозгло. Выйти из дома в половине седьмого. Пересечь на машине пустой город меньше чем за десять минут. Припарковаться спокойно. Войти в подъезд радиостанции «RTL» на рю Байяр в 8-м округе, торжественно подсвеченный так, как будто кто-то готовит церемонию по раздаче кинопремий, хотя кругом нет ни души. Пройти через фойе, тоже сверкающее, как дискотека семидесятых, где пол и стены отделаны серебристым металлом. Оказаться в изолированной от мира темной студии за большим столом, вся поверхность которого, как школьная парта, испещрена неразборчивыми надписями, оставленными предыдущими гостями. Занять место за этим столом с множеством змеевидных гибких микрофонов и подносом с кофе, круассанами и прочими атрибутами утра. И — окунуться в атмосферу утреннего прямого эфира, вслушиваясь в то, как бригада журналистов в хорошем темпе читает и комментирует новости политики, биржи, спорта, а в рекламных паузах, не смущаясь присутствия посторонних, острит на все темы своих же информационных сводок. Легенда французского политического эфира, журналист Филипп Калони, который и пригласил меня однажды в качестве гостя для интервью, назвал книгу о своей многолетней работе на радио так: «Долгие годы я вставал очень рано».

В парижском распорядке дня, где всему свое время, это особый момент. Вы макаете свое мучное изделие в пиалу с кофе (именно так поступают в этом городе многие) и слушаете радио. Утренний эфир собирает миллионы преданных слушателей, и не только тех, кто едет на работу, застревая в пробках. Откуда эта привычка, объединяющая нацию?

Я думаю, от любви к слову, к полемике, к точному короткому комментарию. Еще она вызвана тем, что радио ассоциируется со свободой. До 1981 года радиовещание во Франции было монополией государства, пока это не отменил президент Миттеран. Отклонение от государственной линии позволяли себе только так называемые периферийные радио «RTL» и «Europe 1», имевшие право вещать с территорий за пределами Франции. По случаю пятидесятилетия радиостанции «France Inter» ее директор, Филипп Валь, назвал свой канал единственным СМИ, которое отстаивает прелесть интеллектуальной, культурной жизни, подпитывается ею, чтобы затем разделить ее со всеми. Во Франции сильная культура радио, некоторым передачам десятки лет, и выступать на радиостанциях престижно — тебя непременно услышат.

Утренние рубрики и интервью с гостями — визитная карточка ведущих радиостанций общего формата: государственной «France Inter», частных «RTL» и «Europe 1», между которыми много лет идет основная борьба за слушателя. Некоторые программы — устоявшиеся институты политической системы, наряду с парламентом. Их авторы — так называемые «большие перья» — лицо каждой серьезной радиостанции. Журналисты и ведущие узнаваемы не только потому, что появляются на афишах в период рекламных кампаний на старте каждого сезона. Один из наиболее популярных «перьев» сегодня, бывший корреспондент «Монд» в Москве Бернар Гетта ведет программу о внешней политике, выходящую на «France Inter», уже почти двадцать лет. Он заранее записывает свои три минуты лишь в исключительных случаях, а так принципиально каждое утро приезжает на радио сам, чтобы, как он говорит, «ощутить интимную связь» со слушателями и одновременно поднабраться впечатлений у присутствующих в студии гостей программы. И вот она сила утреннего радио: в магазинах продавщицы на кассе узнают Бернара по голосу.

Конечно, адреналиновая зарядка в студиях радиостанций по утрам — это реакция не только на энергичные музыкальные позывные, особый темп речи, скороговорку ведущих, вообще на то, как обставлен эфир. Сами вопросы — острые, неожиданные — заставляют высказаться, они вытягивают то, о чем говорить и не собирался. Это политическая стометровка, к которой надо быть внутренне готовым. Один из гуру короткого политического интервью во Франции, звезда и голос «Europe 1» Жан-Пьер Элькабаш, более тридцати лет появляющийся в утреннем эфире, говорит: «Я всегда вел интервью в жестком духе, без уступок, кто бы ни сидел передо мной. Мой собеседник предупрежден об этом, и обмана никакого нет. У меня есть право прижимать в его аргументах до тех пор, пока он не скажет то, чего не хочет говорить, но я и не обрываю его, когда он меня опровергает, и я даю ему возможность высказаться, завершить мысль».

Даже понимая всю значимость слова во французской политической культуре, я не перестаю удивляться тому, как ради нескольких минут прямого утреннего эфира приезжают в студию премьеры, министры, депутаты, лидеры оппозиции, судьи и прочие ньюсмейкеры. Никто не опаздывает, не отказывается в последнюю минуту; если такое и случается, то это входит в анналы радиостанции как ЧП для рассказа студентам и внукам.

Семь-восемь минут эфира на самом деле очень много. Это возможность задать тему для дискуссии, объясниться, произвести информационный вброс, ответить на обвинение. Одна короткая фраза может принести большую славу. Или позор.

В конце восьмидесятых в воскресной вечерней программе «RTL» «Большое жюри», которую радиостанция готовила вместе с журналистами «Монд», Жан-Мари Ле Пен произнес ставшую потом известной фразу: по его мнению, фашистские концлагеря Второй мировой войны — «всего лишь эпизод („деталь“) в истории войны». Это выражение стало хрестоматийной устойчивой характеристикой всей политической линии французских националистов — отрицать преступления Гитлера. Двадцать с лишним лет фраза кочует закавыченной из статьи в статью, цитируется в учебниках по политической истории. Ле Пен допустил промах, задевший его моральный авторитет. Тогдашний директор «RTL» писатель Филипп Лабро по этому поводу вспоминает: «Фраза Ле Пена об „эпизоде“ была произнесена на нашей передаче, и именно она изменила течение французской политической жизни».

Даже в куда более рядовых обстоятельствах случается, что короткая фраза, прозвучавшая утром, становится информационной темой всего дня. После обеда высказывание подхватывает вечерняя «Монд», а если вопрос острый, новость доживет и до восьмичасового выпуска вечерних теленовостей.

Относительно утра на французском радио есть даже специальное выражение — «война с семи до девяти». От того, насколько успешны утренние политические рубрики, во многом зависят самочувствие и экономические показатели радиостанции в целом. После девяти утра характер аудитории меняется. Радиостанции сбавляют темп, и в эфире идут неполитические развлекательные программы с бытовыми советами, кулинарными рецептами, конкурсы с раздачей призов. Следующие большие новостные блоки выйдут в эфир в час дня и затем в шесть часов вечера. Это тоже интересное радио, но уже совсем-совсем другое.