Рвались кабеля высокого напряжения, ломались канализационные, водопроводные и отопительные трубы. Крошились коллекторы ливневых стоков.

Газ, где могли перекрыли, но всё равно из лопающихся газопроводов ударяли в воздух упругие струи газа. Одну из труб протащило по асфальту, высекая искры, и из-за этого в небо ударил настоящий газовый факел. Один из домов поблизости загорелся.

Но это всё были предполагаемые потери.

Более того, чем выше в воздух поднимался огромный кусок застройки, тем большие были разрушения. С пласта земли, как с вытащенного из земли дерева, свисали трубы, кабеля, и спасибо, что не поезд метро,.

Несколько высоток не выдержали дрожания почвы и покрылись трещинами прямо на глазах под ахи и крики зевак, которых хоть и оттеснили, но всё-таки недостаточно далеко, чтобы они не смогли насладиться происходящим.

А один из особо массивных небоскрёбов повёл себя вообще иначе. Из-за своей огромной массы он не смог задержаться на поднимаемом Державиным пласте земли и, пробив его, ушёл в почву.

— Надеюсь, тоннель не задет, — сказал Чернышёв, наблюдая за происходящим.

— Пардон, — ответил на это дед и дополнительным усилием вытащил небоскрёб из земли, положив его на бок на улицу рядом.

— Потом воткнёшь? — усмехнулся, глядя на это Вадим Давыдович. — Или так бросишь?

Несмотря на то, что пот лил с деда просто градом, замачивая его верхнюю одежду, присутствия духа он не потерял.

— Я привык убирать за собой, — ответил он, ухмыляясь в бороду. — Ещё со времён песочницы.

— Ну да, — ответил Громов. — С тех пор, я смотрю, особо ничего и не изменилось. Разве что размер игрушек.

Наконец, квартал города завис метрах в пятидесяти над поверхностью.

— Я уж не знаю, что ты делаешь, — сказал мне Державин-старший. — Но никогда не подумал бы, что могу удерживать такую махину.

— Мы же Державины, — мрачно усмехнулся я. — Должны всё выдерживать.

Дед на это только кивнул. Я видел, что, несмотря на заявления, ему очень тяжело. Мне, надо сказать, тоже было нелегко. Удерживать сразу три линзы, которые усиливают абсолютов, — та ещё задачка. Но я всё-таки создал четвёртую, которая сняла часть нагрузки с деда. И я буквально услышал, с каким облегчением он вздохнул.

Легче дышал и Громов. При всём том, что он почти не показывал усталости, удерживать чуть ли не километр дна Невы сухим было весьма нелегко.

А вдобавок к этому требовалось отводить грунтовые воды, чтобы они не лились в тоннель.

Чернышёв решил на этот раз сделать один большой разлом, так как складывать пласты земли было больше просто некуда. И лишь он начал раздвигать почву, как отовсюду начала сочиться вода.

Но эфирная линза, усиливавшая заклинание Громова, которое удерживало реку, сняла с абсолюта часть нагрузки, и он принялся с лёгкостью устранять льющуюся вниз воду, перенаправляя её в другие пустоты.

— Я чувствую, что там подземный поток, — сказал вдруг Вадим Давыдович и замер, словно прислушиваясь. — И он совершенно точно проливается куда-то… в тоннель. Валера, давай быстрее, их затапливает!

— Но императрица же… — хотел было возразить Чернышёв, но Громов махнул на него рукой.

— Мы не знаем, в сознании она, или нет, — сказал он. — Давай, чуть-чуть осталось.

Но чуть-чуть — это когда смотришь со стороны. А когда вынужден раздвигать толщи земли, чтобы найти в них крохотный по этим меркам вагон, это совсем другое.

Но, наконец, Валерий сместил грунт до уровня тоннеля. Тот казался ещё более разрушенным, чем под Невой.

— Да чем же это они так? — сокрушался он, видя, что сделали с его детищем, а затем вдруг что-то увидел и заставил меня напрячься. — Вагон вижу! Игорь Всеволодович, подсоби, поднимем.

— А если они там?.. — он не договорил, но мысль я понял.

Он беспокоился, что людей в вагоне, возможно, нельзя трясти из-за повреждений.

Вот тут бы и пригодился бы Штопор, но я его отправил на более ответственное задание.

«Попробуй сам сделать эфирный кокон по аналогии с паутиной, — предложил Архос. — Некую сферу покоя, внутри которой всё будет неизменно, независимо от внешних воздействий».

«Ты предлагаешь мне прямо сейчас создать новое заклинание? — удивился я. — Боюсь, не потяну».

«Я могу дать тебе похожее для паутины, а ты переделай его под эфир, — предложил мой ментальный наставник. — Возможно, получится».

«А почему нельзя использовать готовое для паутины? — спросил я. — Так было бы удобнее».

«Боюсь, там заклинание несколько для другого, — Архос многозначительно хмыкнул. — А эфир ферменты не выделяет».

Чтобы было виднее, я перенёсся по воздуху к самому разлому и завис прямо над ним. Глубоко внизу виднелся искорёженный вагон. Видно его, разумеется, было только магическим зрением, так как находился он на глубине почти ста метров.

Я использовал заклинание, подсказанное мне Архосом, но переделал в нём ту часть, что касалась используемой магии.

Тут же вагон опутала невидимая паутина, сотканная из эфира.

— Можно поднимать, — сказал я и махнул рукой деду, почему-то не подумав, что смогу поднять вагон и сам. — Теперь внутри ничего не должно сдвинуться с места.

И примерно в этот момент я понял, что слегка закостенел в своём развитии. Мне нужно было постоянно принимать новые способности, открывающиеся благодаря эфирному сердцу и впитанным в него магиям. А я топчусь на месте. С другой стороны, оглянувшись на прошедшие дни, можно было задать один-единственный вопрос: а когда?

Я пообещал себе, что как только закончу с этим, обязательно засяду за обучение и разбор. А потом вспомнил фейерверк над Чёрным морем. Эх…

Вагон появился над поверхностью земли.

Я ринулся к нему.

— Бесполезно, — крикнул мне Громов, разводя руками, выказывая этим жестом сожаление. — Там все мертвы.

Я не поверил и решил проверить лично.

* * *

Елизавета Фёдоровна не могла толком пошевелиться. Пронзивший её ногу металлический штырь не давал развернуться. Даже поворачивать голову императрица могла с трудом, так как каждое движение отдавалось дикой болью в ноге.

Но во всём остальном она оказалась деятельной и активной. Первым делом она очистила круг, созданный Варей, от воды. Сначала она отодвинула её за пределы огня, а потом решила вообще очистить вагон, точнее, сохранившуюся его часть, от воды.

— И погаси, пожалуйста, огонь, а то я себя чувствую рябчиком на вертеле, — проговорила императрица, постаравшись заложить в голос всю материнскую заботу, которую хранила для дочери. — Или