В вышедшем в 2002 г. массивном томе из серии «Архивы Кремля» под названием «Судебный процесс над социалистами-революционерами» глухо упоминаются эсеры-свидетели: просто Алексеев и Н. Н. Алексеева. Следует отметить, что этим Алексеевым скорее всего был однофамилец нашего героя, в одно время с ним действовавший на Украине — И. Ф. Алексеев (Небутев). А Н. Н. Алексеева — это та самая старшая сестра Николая Николаевича Надежда, эсерка с 1905 г. Бывшие социалисты-революционеры обязаны были подтвердить лояльность, и участие в процессе стало для них этаким оселком. Стратегия чекистов состояла именно в том, чтобы заставить прирученных эсеров показывать на других, несломленных. И бывшие видные члены эсеровской партии: А. А. Краковецкий, Д. Е. Кудря, М. Я. Броун-Ракитин, Надежда Алексеева — стали главными среди примерно 40 свидетелей обвинения и дали самые опасные для подсудимых показания.

Так, в обвинительное заключение был включён эпизод с якобы имевшим место летом 1918 г. покушением на видного красного командира Р. И. Берзина на Урале. Однако в судебном заседании сторона обвинения не предприняла попыток выяснить детали этого покушения и не привела никаких доказательств его реальности, хотя обвиняемый Лев Герштейн категорически отрицал свою причастность к данному эпизоду. В письме к жене он, в частности, написал: «Алексеева показала о покушении… на Берзина. Вот, что называется, из пальца высосала. В полной уверенности, что он опровергнет эту чушь, я предложил запросить Берзина, но к моему изумлению, он письменно сообщил, будто в июле-августе (1918 г.) на него было правым с.-р. организовано покушение, об этом-де знает какой-то музыкант А. Вот так пишется история, и я попал в великие террористы».

Помимо Г. И. Семёнова, прямо сотрудничали с ВЧК и его заместительница в боевом отряде Л. В. Коноплёва, а также бывший видный боевик А. А. Краковецкий[15]. Вряд ли можно сомневаться в том, что если бы Н. Н. Алексеев не уехал за границу, то он тоже бы отметился в этом процессе. Но наш герой появился в Москве чуть позже и 14 сентября 1922 г. получил должность уполномоченного закордонной части ИНО ГПУ. Занятия только лишь этой работой продлились совсем недолго.

Политический сыск требовал подготовленных кадров. Откликнувшись на усилия Ленина, Троцкого и Сталина по борьбе с высоколобыми противниками режима, которых в условиях окончания гражданской войны и введения нэпа расстреливать и сажать в прежних количествах не полагалось, ГПУ 2 ноября 1922 г. создало Особое бюро по делам административной высылки антисоветского элемента и интеллигенции. Алексеева, оставив в штатах Иностранного отдела ГПУ, по совместительству назначили в Бюро одним из трёх заместителей печально известного сыщика-провокатора Я. C. Агранова. Как раз тогда Агранов направил в Политбюро обширную записку об антисоветски настроенной интеллигенции. Власти прониклись и поручили ему очистить Россию от бродильного элемента, не согласного с большевиками. В помощники Якову Агранову нашли чекистов пообразованней. Так Николай Алексеев стал ближайшим коллегой одного из самых отвратительных деятелей красной охранки, помогая ему в «освещении антисоветского движения среди интеллигенции».

Разведчик Алексеев, человек, без всякого сомнения, умный и отважный, сразу вписался в аппарат политической полиции. Юридическое образование ничуть не мешало Алексееву (как, впрочем, и Ленину, Менжинскому, Вышинскому) уничтожать носителей идей правового государства. Можно согласиться с А. А. Папчинским и М. А. Тумшисом насчёт того, что участие в массовом изгнании лучших представителей русской интеллигенции стало, вероятно, решающим этапом в становлении Алексеева как видного деятеля тайной полиции. Будучи в своё время студентом, он не мог не знать таких видных учёных и публицистов, как экс-марксист Николай Бердяев или эсер Питирим Сорокин. Но сравнительно высокая грамотность Алексеева была использована в ГПУ именно для того, чтобы определить опасность того или иного исследователя или публициста. Деятельность Алексеева в пресловутом Особом бюро пока совершенно неизвестна; во всяком случае, прямого его участия в допросах высылаемых интеллектуалов в современных публикациях не отмечено[16].

«Очистку России» от «растлителей учащейся молодёжи», как выражался о своих оппонентах Ленин, провели очень быстро и «философский пароход» увёз в Германию многие десятки выдающихся россиян. Надобность в специальном органе отпала, и уже в феврале 1923 г. Бюро было влито в Секретный отдел ГПУ, а Агранов стал особоуполномоченным по важнейшим делам — на правах начальника отдела — Секретно-оперативного управления (СОУ) ГПУ, куда входили основные отделы лубянской конторы. Алексеев остался замом Агранова, а когда того сделали помощником начальника СОУ, Николай Николаевич сам стал особоуполномоченным. К сожалению, пока почти неизвестно, чем конкретно занимался Алексеев на этой важной должности. Ясно только, что это касалось важных следственных дел и имело отношение к политическому сыску[17].

Есть основания полагать, что в 1923 г. Алексеев имел отношение к делу знаменитого Николая Карловича фон Мекка (1863–1929) — строителя-железнодорожника, одного из основоположников отечественного автомобилизма и автоспорта, мецената, впоследствии — представителя в Госплане от Наркомата путей сообщения. Арестовывали Мекка несколько раз. На письме его жены Александры Мекк (племянницы П. И. Чайковского) Дзержинский в июле 1923 г. наложил следующую резолюцию: «Тов. Алексееву Жена Мекка заявляет, что она была секретарем своего мужа и знает все его дела. Полагаю, что ее следует допросить и только после этого решить вопрос о свидании. Ваше мнение? И в каком положении дело?»[18] Очень вероятно, что делом именитого арестанта занимался именно особоуполномоченный Н. Н. Алексеев. А резолюция Дзержинского очень характерна своей полицейской въедливостью и желанием ловчее надавить на узника. Отпущенный же через некоторое время фон Мекк в 1929 г. снова окажется на Лубянке и будет расстрелян.

А в 1924 г. Иностранный отдел ОГПУ вспомнил об Алексееве и вторично отправил его за кордон.