Имение Уортингтона состояло из квадратов и прямоугольников, будто несколько зданий произвольно выстроили друг за другом – так, чтобы они вытягивались в длину. Архитектура была в традиционном стиле, с башенками, минаретами и колоннадами бежевого камня, подчеркнутого темными деревянными балюстрадами и портиками. Имение располагалось в еще более крупном саду: оазис пальмовых деревьев и тенистых кустов, воплощающий образ парящего над океаном песка острова.

Экипаж остановился у входа в имение и выпустил Фатиму. У ворот было припарковано несколько других повозок с синими и золотыми цветами каирской полиции. Поднявшись по лестнице, следователь постучала тростью в дверь. Ей открыл высокий старик в белой галабее.

– Доброй ночи, молодой мастер… – начал он на английском, затем остановился, на костлявом лице появилось любопытство. Снова он заговорил уже на арабском. – Доброго вечера, дочка. Я Хамза, ночной дворецкий в этом доме. Чем могу помочь?

Фатима спокойно восприняла и ошибку, и ее исправление. Костюм и мальчишечье лицо многих сбивали с толку при первом взгляде. При виде значка брови дворецкого поднялись еще выше. Но к этому она тоже привыкла. Широко распахнув дверь, Хамза слегка поклонился и проводил ее внутрь.

Они стояли в просторной, похоже, гостиной. Винтажные, инкрустированные серебром лампы свисали с высокого потолка темного дерева, их свет отражался от пола – пространство белых плит в форме звезд. Стены были украшены разнообразным антиквариатом: от полной жизни сефевидской[10] картины, изображающей игроков в поло, до пары мечей в красно-коричневых кожаных ножнах. Их разбивали четыре лукообразных, равноудаленных арочных прохода, и ночной дворецкий провел Фатиму сквозь один из них вниз по не менее изобильному коридору. Яркие ковры свисали со стен, подобно гобеленам: красные цветы Тебриза[11], бордовые цвета Анатолии[12], зеленые, с желтыми принтами Бухары, и все это рядом с деликатной решеткой машрабии[13]. Пока агент их разглядывала, до ее ушей донесся слабый звук. Словно звон металла. Затем он исчез.

– Жаль вас принимать в нашем доме в подобное время, – сказал дворецкий. – Это пятнает красоту, заложенную в его создание.

– Сколько вы работаете в имении, дворецкий Хамза?

– С самого начала. Уже больше десяти лет. И видел, как дом лорда Уортингтона вырос до нынешнего великолепия!

Фатима не была уверена, что назвала бы этот сказочный дворец великолепным. Но каждому свое.

– Вы были близки с лордом Уортингтоном?

– Хозяин должен держать дистанцию со слугой. Но лорд Уортингтон всегда обращался со мной с уважением. Такое нечасто встречается. – Они остановились у лестницы. – Остальные собрались наверху. – Он запнулся, лицо помрачнело. – Что бы вы там ни нашли, это лишь сосуд, а не человек. Все мы принадлежим Аллаху. И к Нему должны вернуться.

Он откланялся, оставляя Фатиму взбираться по лестнице, которая вполне могла оказаться самой длинной в мире. К тому моменту, как она добралась до вершины, она, может, и не запыхалась. Но была близка к этому. Откуда-то слева доносились голоса. Сморщив нос от ужасного запаха, она проследовала к их источнику.

В комнате, которую обнаружила Фатима, не было дверей. Одна висела на петле. Вторая лежала в щепках на полу. Проходя мимо них, следователь обратила внимание на расколотый деревянный засов, после чего стала осматривать остальное. Круглую комнату наполняли люди. Полицейские. Легко опознаваемые по пиджакам и штанам цвета хаки. Они суетились под необъятной медной люстрой, освещающей кровавую сцену.

Полученное Фатимой послание было коротким и по существу: поступил рапорт, что в имении Уортингтон погибли люди; проверить сверхъестественную активность. Сообщение едва ли передавало ужас произошедшего. Покрытые белыми простынями тела устилали мраморный пол. После быстрого подсчета у нее получилось двадцать человек. Остальные находились на столе в задней части зала. Ужасный запах теперь почти сбивал с ног. Пахло не просто горелым. Медным, почти железным. Как самый неаппетитный шашлык.

Она все еще осмысливала сцену, когда к ней подошел полицейский. Где-то ее возраста – двадцать четыре, может, двадцать пять лет. Но он сразу набросился на Фатиму, грудь колесом и с гримасой на лице, словно пытаясь вытащить младшую сестру из гашишного притона.

– Ты! Сюда нельзя! Это место преступления!

– Это объясняет мертвые тела.

Он глупо моргнул, и Фатима вздохнула. Обидно растрачивать хороший сарказм. Она достала значок, полицейский прищурился на него, потом на нее, потом снова на значок, а затем его глаза округлились.

– Это ты!

Фатиме пришлось усвоить, что «это ты» может означать множество вещей. Это ты, темнокожая саиди из глухой деревни. Это ты, женщина, в их глазах практически девчонка, которую министерство назначило специальной следовательницей – более того, определило в Каир. Это ты, агент со странностями, которая носит западные костюмы. Несколько других имели тенденцию быть менее вежливыми. Египет гордился своей современностью. Женщины посещали школы и заполняли его растущие заводы. Они работали учительницами и адвокатами. Несколько месяцев назад женщинам даже предоставили избирательное право. Ходили разговоры о политическом посте. Но многих все еще нервировало присутствие женщин в публичной жизни. А кто-то вроде Фатимы доводил их до ступора.

– Констебль! Ты надоедаешь агенту?

Фатима подняла взгляд к знакомому лицу – мужчина среднего возраста в полицейском пиджаке подороже и с золотыми эполетами. Он был тесноват для его высокой и плотной фигуры, так что живот предшествовал своему владельцу. Юный полицейский подпрыгнул, повернулся и столкнулся лицом к лицу с инспектором Асимом Шарифом.

Асим служил в каирской полиции и выступал посредником в совместных делах с министерством. Неплохой человек – немножко вульгарный, но достаточно дружелюбный, когда не бурчал о трудностях современного мира. Он даже приспособился с ней работать. Настолько, насколько она могла ожидать. Асим свирепо смотрел на юного полицейского поверх длинных густых усов с сединой. В вечно изменчивых модных тенденциях Каира большие и вычурные усы впали в немилость, хотя все еще пользовались популярностью дальше на юг, что могли засвидетельствовать ее дяди, – и среди пожилых, консервативных каирцев вроде Асима. «Горделивые символы ностальгии», – полагала она. Его усы всегда напоминали Фатиме какого-нибудь древнего янычара, и сейчас они подергивались в раздражении.

– Я задал вопрос! Ты надоедаешь агенту?

– Нет, инспектор. То есть я не знал, кто она, что она инспектор. То есть…