жуткой утренней ссоры. А потом Кейт назначила Селби главной подружкой невесты вместо Блер. Правда была в том, что Блер никогда не забывала о Кейт все эти годы. И трудно было забыть – при том, что новости то и дело доходили от общих подружек, да и фотографии Кейт часто мелькали на их страничках в Фейсбуке. Но поскольку Блер считала обиженной себя, она ни в коем случае не собиралась на коленях умолять Кейт о прощении. По крайней мере, так она думала, пока не случилось страшное. Смерть Лили все изменила. Блер осознала это в ту же секунду, как только позвонила Кейт. Она просто обязана была поехать и почтить память Лили. И как только она там оказалась, она поняла, что должна сделать все, что в ее силах, чтобы найти убийцу.

И вот теперь, возвратившись, Блер увидела, что она не только не ошиблась насчет Саймона, а что в их отношениях с Кейт что-то стало очень и очень не так. Блер всегда изучала людей. Это было одно из качеств, которое помогло ей стать успешным писателем. Истории строились из мелочей – из взглядов, которыми обменивались двое, из выбора фразы, из безответного чувства. С того места, где Блер сидела за поминальным столом, ей было хорошо видно их обоих. От нее не укрылся момент, когда Саймон хотел взять Кейт за руку, а та вздрогнула, словно ее ошпарили, резко выдернула руку и положила на колени. Ну и потом, конечно, еще имела место брюнеточка в короткой юбке.

Блер стояла у окна и смотрела на Балтиморскую гавань. Низкое декабрьское солнце рисовало ослепительные геометрические узоры на воде. Когда Блер позвонила в гостиницу «Четыре времени года», чтобы зарезервировать номер, ей ответили, что незадолго до Рождества у них все номера заняты. Но когда Блер поинтересовалась президентским люксом и назвала свою фамилию, равнодушный голос на другом конце провода сразу оживился. После скороговорки извинений вопрос с номером в отеле был решен. Блер уже давно не была маленькой девочкой, с которой никто особо не считался.

Она до сих пор поддерживала связь кое с кем из школьных друзей.

Поначалу ей здесь было тяжеловато – остальные девочки знали друг дружку с детского сада, а Блер пришла в школу в восьмом классе. Отец говорил ей, что она должна быть счастлива, что ее приняли в такую чудесную школу, что перед ней откроется целый новый мир. Энид, новая жена отца, говорила, что она даром потеряла время в обычной школе и что для нее открылось бы куда больше возможностей, окажись она в одной из лучших в стране частных школ. В общем, отец и мачеха всеми силами старались показать Блер, что это делается ради нее, но она-то знала правду: Энид хотела, чтобы она уехала, потому что устала спорить с ней из-за каждой мелочи. Вот как Блер оказалась в Мэриленде, где она совершенно никого не знала, в десяти часах от своего дома в Нью-Гэмпшире. И мало ей было других огорчений, так в Мэйфилде настояли, чтобы она повторила восьмой класс, поскольку в прошлом учебном году Блер пропустила слишком много занятий, потому что болела мононуклеозом. Остаться на второй год – это было неприятно и глупо.

Между тем, оказавшись в Мэйфилде, Блер была вынуждена признать, что территория школы очень красива. Трава здесь была такая зеленая, что казалась искусственной. По всей территории стояли дома в георгианском стиле, и из-за этого создавалось впечатление университетского кампуса. И чего тут только не было – огромный плавательный бассейн, конюшни, современнейший спортзал, роскошные спальни. Явно лучше, чем дома. Да и дом Блер перестал теперь быть ее домом. Ко всему там успела приложить руку Энид. В гостиной и кухне глаз повсюду натыкался на ее несуразные самодельные безделушки.

В первый день в Мэйфилде директор школы устроила для Блер экскурсию по кампусу. Эта женщина неопределенного возраста стягивала волосы в тугой старомодной пучок на затылке, но лицо у нее было доброе, а голос мягкий, и Блер вдруг захотелось остаться здесь, с этой женщиной.

Директриса открыла дверь класса, учительница пригласила их войти, и в классе сразу воцарилась тишина. Девочки обернулись и стали разглядывать Блер. Все они были в школьной форме: белые блузки на пуговицах, клетчатые юбки, белые носки, лаковые туфельки и темно-синие кардиганы. При ближайшем рассмотрении можно было заметить различия – золотые или серебряные сережки-«гвоздики», ожерелья «добавь бусинку»[8], тонкие золотые браслеты. Блер сжала кулаки, чтобы никто не заметил ее ногтей с облупившимся розовым лаком. Директриса сказала ей, что в школе допустимо появляться только с прозрачным лаком, но сегодня разрешила лак не снимать.

Обведя взглядом класс, Блер заметила Кейт. Блестящие светлые волосы, стянутые в изящный хвост. Чуть тронутые розовым блеском красивые губы. Голубые глаза цвета Карибского моря – по крайней мере, такого, каким это море изображали на фотографиях. Блер сразу почувствовала: Кейт – из тех девочек, которые нравятся всем.

– Добро пожаловать, Блер, – сказала учительница, указала на хорошенькую блондинку и добавила: – Садись рядом с Кейт Майклс.

Кейт улыбнулась и похлопала по крышке стола рядом с собой.

Позже, во время ланча, Кейт познакомила Блер со своими подружками. Кейт в этой компании явно была главной, и девочки к ней тянулись. Селби оказалась довольно дружелюбной, но первым, что она сказала, как только Кейт представила ей Блер, было вот что: «Привет, я Селби. Лучшая подруга Кейт». Блер улыбнулась ей и подумала: «Но это пока». Так все и вышло. Вскоре они с Кейт стали неразлучны.

Другие девочки в школе приняли Блер не сразу. Поначалу она наивно полагала, что деньги уравнивают всех. Ее отец нажил немало денег, но заработал он их, продавая шины в дилерской фирме, которую основал двадцать лет назад. В Нью-Гемпшире они были одним из самых богатых семейств. Отец был спонсором Маленькой лиги[9] и программы школьного питания. Но здесь, в Балтиморе, Блер уже не была большой шишкой. Довольно скоро она уловила разницу между «новыми» и «старыми» деньгами, просто воспитанием и воспитанием высокосветским. Но Блер быстро училась. Через несколько лет никто не заподозрил бы, что она родилась не в этом мире.

Невзирая на печальную причину своего приезда, Блер ловила себя на том, что ей нравится – просто-таки чертовски нравится то, что все смотрят на нее по-другому. Она больше не была никчемной девчонкой из гетто, понятия не имевшей о том, что такое котильон. Благодаря серии детективов о сыщице Меган Мэхоуни, написанной