— Нет?

— Нет, — выдавила она.

— Но и это еще не все, девочка, — во взгляде Лесарта промелькнула горечь. — На Ти выпал жребий.

— Нет! — голос у Гесты сорвался, потекли слезы. — Нет…

И тут он склонился к ней близко-близко, глядя прямо в глаза:

— Если он поедет с тобой, у тебя будет шанс спасти его. Всех спасти.

— Но как? Как…

Лесарт взял ее за руку, на которой был скрытый под одеждой браслет ее матери, проговорил со странной улыбкой:

— А это ты поймешь на месте.

______________________________________

Виуэла* — струнный щипковый музыкальный инструмент, близкий к лютне, была особенно популярна в аристократических кругах, правила хорошего тона и аристократического воспитания благородных девиц требовали владения искусством игры на виуэле.

Месяц прошел. Его было безумно мало, впрочем, сколько времени не давай, перед смертью, говорят, не надышишься. Теперь Геста даже могла шутить по этому поводу. Последнюю неделю она держалась на возбуждении, как будто долг отдавала. В день перед отъездом ее оставили в покое с занятиями и этикетом, бродила по дворцу, поднималась на крышу. Прощалась мысленно с теми, кого ей так и не дали повидать, с местом, где прошли ее детство и юность.

Вечером приходил Лесарт. Был строг и собран, велел не распускаться, обещал позаботиться о ее приемных родителях. И вообще, напутствовал Гесту так, будто знал заранее, что ее там ждет, и чем все закончится. Так она ему и сказала. А он неожиданно улыбнулся, поправил ей прядку волос и сказал:

— Я верю в тебя. И ты должна верить. И с Божьей помощью все у тебя получится.

Геста потом еще долго осмысливала. Верить через не могу, через невозможное. И тогда… что? Что же он имел в виду, и почему так странно на нее смотрел, как будто намекал на то, что она будет там счастлива? Опять все запуталось.

А поздним вечером к ней был нежданный посетитель.

Открыв дверь, Геста не поверила своим глазам. Чтобы вот так, ночью, к ней в комнату пожаловал Солгар? Он оглянулся по сторонам и спросил шепотом:

— Можно войти?

Девушка наконец отмерла.

— Входите, конечно.

— Я пришел… — он запнулся, проведя рукой по волосам, а потом взглянул ей в глаза. — Я пришел просить прощенья.

Она хотела сказать, что он ни в чем не виноват, но царевич не дал. Солгар заметно осунулся и выглядел сейчас каким-то повзрослевшим. Качнул головой.

— За то, что оказался бесполезным. Наставник Лесарт сказал мне. Прости, что жребий выпал на твоего молочного брата. За все.

— Но мне правда не за что тебя прощать, Солгар, — она впервые назвала его по имени. — Ты действительно ничего не мог сделать.

— И это тяжело осознавать, — мрачно произнес молодой мужчина, пожал ей руки и вышел.

Потому что в ее комнату разом набежало чуть не пол дворца.

Утром ее обряжали.

Сначала омыли и долго расчесывали ее каштановые волосы, которые теперь блестели, как шелк на солнце, и отливали золотом. Геста смотрела невидящим взглядом в маленькое серебряное зеркало, что, скрепя сердце, вместе с кое-какими украшениями подарила ей царица. У девицы царского рода должно быть хоть какое-то приданое.

Принесли платье. Белое, затканное серебром и красным шелком, и от этого тяжелое. Целый месяц шили царицыны белошвейки. Платье вышло красивое, с узким закрытым лифом, с длинными, расширяющимися книзу рукавами и юбкой колоколом. Весь лиф, манжеты и по подолу — в узорах.

Трудно было узнать себя. Тонкий стан Гесты в этом платье казался еще тоньше, а вся она какой-то слишком красивой, нереальной. Потом подали плат — белое покрывало с цветными кистями. Накинули на голову и повели на стену, куда уже к этому времени должны были привести остальных данников.

Так делалось всегда, чтобы воины Гелсарта издали увидели, что дань готова и не повернули назад. И не пришли потом войском с мечом и огнем.

Геста как будто смотрела на себя со стороны, не узнавая ту девушку в белом платье невесты. Ей что-то говорили, она механически выполняла. Как во сне. А процессия, сопровождавшая ее, двигалась вперед по дворцовому коридору.

И вдруг все замерло. Ропот, странный вскрик. Геста очнулась.

Преграждая дорогу, в коридоре с обнаженным мечом стоял царь.

Люди расступились, вскрикивая и бормоча что-то. А он, тяжело ступая, пошел к Гесте. Меч в руке, блики на нем.

— Не пойдешь.

— Здравствуйте, батюшка, — склонилась перед ним Геста.

— Не пойдешь! — Он схватил за руку оказавшуюся к нему ближе всех дворовую девку и рванул на себя. — Ее отдадим. Да хоть кого! Любую переодеть можно.

— Но властителю Гелсарту в невесты для сына нужна девушка царской крови, — спокойно проговорила Геста, глядя на отцу в глаза.

Поклонилась и обошла его по той стороне, куда смотрел меч. Подол платья прошелестел по острию. Поздно, не царю теперь решать, куда отправится царская дочь.

На стене, где уже собралось чуть не третья часть города, она наконец увидела Ти. Он стоял в темных одеждах, один из семи смертников. Обняться им не дали. Геста просто встала поближе. Рядом с ней Лесарт.

Она искала глазами приемных родителей, Лесарт сказал, их здесь сегодня не будет, не надо им на это смотреть. Наверное, правильно, но ей было жаль, что не попрощалась.

— Еще увидитесь, — тихо проговорил наставник, глядя вдаль.

Ей бы его уверенность! Ей бы хоть немного уверенности и сил.

Еще немного…

Но вот на подъездной дороге показались Гелсартовы всадники.

У нее осталось еще пятнадцать минут, а потом ЭТА ее жизнь закончится. Начнется другая, и неизвестно, что ее в той, другой жизни ждет.

Дальше было сумбурно. Геста плохо воспринимала, почти не запомнила. Только урывками слова Ти, звон, топот, плач, гортанная речь чужаков…

Голос наставника, отпечатавшийся в сознании. Цель.

У нее действительно была цель.

Царица, Солгар…

Отец. Бледный, застывший изваянием. Его глаза.

Поклон всем. Пусть простят, если кого обидела. Не со зла.

А потом командир Гелсартовых воинов подвел ей белого коня в богатой сбруе, попона с кистями, совсем как ее невестин плат. Почтительно помог сесть в седло особое, женское. Выкрикнул команду, воины разом построились и повернули коней. Еще минута…

Отряд с хриплыми гортанными выкриками выехал за ворота и понесся по подъездной дороге прочь от Белора. Геста в полупрострации смотрела, как ветер треплет кроваво-красные хвосты штандарта, и ощущала себя крохотным листочком в бурным потоке, несущимся навстречу судьбе.