его благоговейным трепетом, граничившим с восторженным страхом. По временам он даже бывал рад, когда миссис Миллиган спасала его от размышлений, принося из дома миску хлопьев или сэндвич с омлетом. На мистера Миллигана тоже можно было положиться в этом смысле: он то зачитывал вслух какой-нибудь отрывок перспективным клиентам, то пытался отговорить покупателей заказывать книги, которые лично он не одобрял, то выуживал из их памяти имена авторов и названия, – все это в такие моменты, когда мысли Бена принимали уж слишком мрачный и темный характер.

Однако по вечерам в постели отвлекать его было некому, особенно с началом осеннего триместра, когда с каждым днем смеркалось все раньше. Уже скоро в воздухе стала ощущаться осенняя прохлада, и ему казалось, что лето не смогло предотвратить ее наступление, как дневной свет не может сдержать натиск ночи. Ночи все удлинялись, и у него было такое чувство, что темнота разрастается. Он не понимал, почему его так тревожат усиливающийся холод и темнота, он даже не был уверен, что ежевечерняя молитва перед фотографией семьи сильно помогает. Каждый вечер отражение неба в зеркале туалетного столика, на котором стояла фотография, делалось все темнее. Один раз ему показалось, что небо вовсе исчезло, не сумев сдержать наступление звездной пустоты, и тогда он молился изо всех сил.

Каждый вечер он выбирался из кровати, чтобы помолиться уже после того, как тетушка подтыкала ему одеяло, но он не подозревал, что она его слышит, пока она не повела его к отцу Флинну. В то воскресенье часы перевели назад, чтобы дать ночи лишний час. Может быть, по этой причине церковная служба показалась ему какой-то далекой, священник и его помощники неспешно совершали обряд, и их молитвы, как и ответы паствы, трепетали под арочными сводами, словно пойманные птицы. После мессы Бен попытался потихоньку удрать с церковного крыльца, однако тетушка заставила его подойти к священнику.

– Спасибо за прекрасную мессу, – сказала она.

– Все мы стараемся изо всех сил, мисс Тейт. – Святой отец до середины обнажил в улыбке мелкие ровные зубы и дежурно потрепал Бена по голове. – Но ведь не юному Бену это объяснять, верно?

Бен испугался, уж не догадался ли святой отец по его лицу, что во время службы он витал в облаках, и мысли в ужасе поскакали врассыпную: чудная служба в большой луже, месса-масса, массовое месиво…

– Хочу, чтобы ты знал: я восхищаюсь тем, как ты несешь свой крест, – сказал ему священник.

– На самом деле, отче, именно об этом мы бы и хотели поговорить, – сообщила тетушка Бена. – Об этой трагедии.

Лично Бен ни о чем не хотел с ним разговаривать.

– Мои двери всегда открыты, – заверил священник.

Наверное, зимой у него в доме ужасно холодно, подумал Бен, силясь сдержать усмешку, но никто на него не смотрел.

– После мессы я всегда пью чай, а это, как и все остальное в жизни, лучше делать в компании, – продолжал святой отец.

Дом священника находился в конце улицы, где стояли спаренные дома, разделенные садиками, и ряд невзрачных магазинчиков. Дверь им открыла престарелая экономка, чью жилистую шею украшало ожерелье с огромными бусинами, похожими на желуди.

– Еще одну чайную чашку, – беззаботно велел ей святой отец, – и, как мне кажется, нам понадобится стакан молока.

В гостиной, перед выложенным изразцами камином, в котором потрескивали угли, выстроился ряд из нескольких стульев, а перед ними стоял еще один. В углу комнаты под старым граммофоном возвышалась гора пластинок.

– Ты сядь сюда, – велела Бену тетушка, подтолкнув его к стулу напротив места священника, а сама присела на краешек соседнего с ним. – Надеюсь, вы сумеете все ему объяснить, отче.

– Полагаю, для того я и нужен. А о чем речь?

– Как и было сказано, о трагедии. Он еще не прожил ее, хотя никто этого от него и не ждет. Просто я слышу, как он молится за них, словно у него сердце разрывается. Господь же не хочет, чтобы дитя испытывало подобные чувства?

– Не стоит рассуждать о том, чего именно хочет Господь, мисс Тейт. Меня учили, что у нас может уйти целая вечность, чтобы лишь начать подозревать о части его намерений. – Священник кивнул на Бена. – Может быть, наш маленький солдат захочет рассказать нам своими словами, что именно он чувствует?

Он говорил таким тоном, будто предлагал Бену увлекательнейшее занятие, однако Бену вовсе так не казалось.

– О чем это? – смущенно уточнил он.

– Ну, что ты переживаешь с тех пор, как Бог забрал твоих родных к Себе.

Бену удалось облечь часть своих мыслей в слова:

– Я все время спрашиваю себя, куда они ушли.

– Ну, Бен, уж это-то, как мне кажется, хороший мальчик, который посещает католическую школу, должен знать.

– Речь идет о Чистилище, Бен.

– Ты же это знал, верно? И я уверен, ты можешь рассказать нам из своего катехизиса, что это означает.

Бен попугаем выдал ответ. Вероятно, тетушка почувствовала растущее в нем разочарование, потому что сказала:

– Маленькому мальчику трудно ухватить суть.

– Трудности даны для стойкости, мисс Тейт. Хочешь, Бен, я расскажу кое-что, что тебя удивит? Подозреваю, ты испытываешь примерно то же, что испытывал я в твоем возрасте. Видишь мою бабушку? Я потерял ее, когда мне было девять.

Он говорил о пожелтевшей фотографии в овальной рамке, которая стояла на каминной полке, и мысли Бена пустились вскачь.

– Я никак не мог понять, почему пожилая дама, никогда не причинявшая никому вреда, должна ждать целую вечность, пока ее пустят на Небеса, – продолжал святой отец.

Это точно было не то, о чем Бен старался не думать с момента аварии.

– Как вы считаете, она до сих пор там? – спросил он.

Его тетушка потрясенно ахнула, однако святой отец лишь снисходительно улыбнулся Бену.

– Этого нам знать не дано, верно? Если бы мы считали иначе, мы бы перестали молиться за родных, а этот как раз та работа, которую ждет от нас Господь на Земле: возносить Ему молитвы, чтобы наши возлюбленные поскорее отправились на Небеса.

Бен начал паниковать, потому что все это мало что значило для него.

– Но ведь у некоторых умерших людей на Земле нет никого, кто мог бы за них помолиться.

Святой отец сверкнул зубами, улыбнувшись тетушке Бена.

– Сообразительный парень. Прекрасно, что вы ведете его к вере! – Обратившись к Бену, он добавил: – Вот потому-то мы и молимся за все души в Чистилище, а не только за те, которые принадлежат нашим родным.

– Теперь тебе легче, Бен? – спросила тетушка таким тоном, словно он ободрал коленку. – Ты теперь знаешь,