канала. По воде плыли утки. Кинуть им было нечего. В карманах лежали сигареты, зажигалка, ключи от квартиры бабушки Биби, немного мелочи, телефон, металлическая авторучка «Паркер» с позолоченной клипсой – подарок Инны.

Подошли две девушки, обоим было лет по шестнадцать.

– Извините, вы не знаете, где тут дом Раскольникова?

Одна сверилась со смартфоном.

– Гражданская улица в ту сторону?

– Что-то мы тут ходим, ходим, как в лабиринте.

– Я не местный, – сказал Фёдор.

– Ясно.

И ушли, полные презрения.

Фёдор поднялся в квартиру, сделал пару бутербродов с колбасой, налил чаю. Позвонила Инна:

– Федь, привет еще раз.

Он вспомнил утренний разговор и на пару секунд отключился от реальности.

– Ты слышишь? Ты трезвый?

– Слышу. Конечно, я трезвый. Собираюсь обедать.

– Что дают?

– Чай «Принцесса Нури» без сахара, я забыл его купить. И два бутерброда с колбасой.

– Что за колбаса?

– Любительская.

– С батоном или хлебом? С маслом?

– Конечно, с батоном и маслом.

– Ладно. Теперь серьезно. Расскажи, что случилось?

– Не знаю. Он странный, этот мужик. Говорили мало, будто бы ни о чем. Потом он подарил мне полбутылки коньяка и выпроводил. И все.

– Ты расстроился?

– Ну немного расстроился. А с другой стороны, я все равно не знал, о чем писать. Может, к лучшему.

– Ты бы придумал, – сказала Инна. – Я в тебе уверена. Все еще будет.

– Не сомневаюсь.

– Сомневаешься, а вот не надо. Когда приедешь?

– Поезд завтра ночью.

– Хорошо. Пиши и звони мне. И сегодня, и завтра, и когда в поезд сядешь. Я тебя встречу на вокзале.

– Спасибо, но необязательно.

– В смысле? Ты не хочешь меня видеть?

– Хочу, конечно! Я ужасно соскучился!

– Почему же ты тогда сказал, что тебя не надо встречать?

– Да просто не хочется тебя обременять.

– Фёдор, послушай. Если бы мне это было обременительно, я бы не стала тебя встречать. Вот опять! Я к тебе тянусь и натыкаюсь на стену безразличия.

Фёдор смял бутерброд и швырнул в раковину. Но вдохнул, выдохнул и сказал:

– Я глупость сморозил. В голове все вверх дном. Прости меня.

Инна помолчала.

– Ладно. Я понимаю. Мне пора.

– Люблю тебя! – успел сказать он.

– И я тебя люблю, – ответила Инна. – Постарайся не грустить. И коньяк вылей!

Смыв с руки сливочное масло и хлебные крошки, он зашел в свою комнату, дернул коньяка из бутылки и лег. Спать как будто не хотелось. Но он уснул.

10

Снилось что-то невнятное. Мелькали знакомые лица, доносились неразборчивые слова. Кто-то проскакал на белой лошади, судя по комплекции всадника, это был Панибратов. Потом все погрузилось во тьму. И из тьмы выплыл тихий голос, который повторял:

– Кто ты? Что ты? Кто ты? Что ты? Кто ты? Что ты?

И этот голос выволок его из сна, будто утопленника из реки. Кто-то звонил в дверь. Средний-короткий, средний-короткий. Кто ты? Что ты? Кто ты? Что ты? Фёдор слез с кровати и, задевая стены, побежал открывать. Спросонок придумалось, что это приехала Инна. Может быть, даже в плаще на голое тело. Но это был Карцев в своей старомодной болоньевой куртке.

– Федь, ты чего? – сказал он.

Фёдор оглядел себя. Одежда на месте.

– Чего, Жень?

– Я звоню, звоню! Я уж испугался, что ты с горя повесился. И телефон не отвечает.

– Уснул, – сказал Фёдор и тут же позевал, прикрыв рукой несвежий рот.

Карцев прошел на кухню, взял из тарелки бутерброд, откусил половину, запил чаем.

– Чего несладкий-то?

– Сахар забыл купить, – ответил Фёдор и сел к столу. – До завтра потерплю.

Карцев, сопя, доел бутерброд, вытер рот носовым платком.

– Слушай, я подумал, как-то неудобно получилось. Бросил тут тебя одного и уехал.

– Хочешь вместе телевизор посмотреть? – спросил Фёдор, потирая зудящий глаз.

– Тут нет телевизора, – ответил Карцев. – Бабушка Биби не смотрела телевизор. Папа мой, царствие небесное, подарил ей лет двадцать назад видеодвойку и кучу кассет. Так она все на помойку вынесла. Говорила, мол, разум ее – храм. Слушай, вкусно. Можно еще?

Он достал батон, масло, колбасу и стал делать бутерброды. Фёдор умылся холодной водой.

– Так вот, – продолжил Карцев. – Хотел тебя позвать на одно представление. Мой знакомый артист сегодня выступает в каком-то дико модном месте. Билетов не достать. Он меня давно звал. Отдохнешь в последний вечер. А завтра выспишься и поедешь.

– Пошли, – пожал плечами Фёдор. – А что там будет?

– Без понятия. Но свободных мест, говорю, нет. Может, встретишь кого-то из коллег.

– Что-то мне расхотелось идти.

– Ой, да брось! – махнул надкушенным бутербродом Карцев. – Дома, что ли, киснуть? В крайнем случае, если захочешь, можешь кому-нибудь дать в рожу. Я тебя даже угощу заранее озверином.

Фёдор вспомнил про коньяк, ушел в комнату и хорошенько отпил. Сунул в карман телефон и вернулся.

– А мне? – сказал Карцев, учуяв запах.

Фёдор принес бутылку. Коньяка осталось на донышке. Карцев выпил его, не дожевав бутерброд. Помолчал, кивнул и сказал:

– Двинули.

Они спустились к Львиному мостику. Начинало темнеть. Покачивалась темная вода в канале. Фёдор закурил. Карцев вызвал такси. Спохватившись, Фёдор написал Инне, что спал, недавно проснулся и собирается прогуляться.

«Так поздно?» – тут же ответила Инна.

«Разве поздно? Начало седьмого».

«Один пойдешь?»

Поколебавшись, Фёдор соврал, что один. Узнав, что он будет с Карцевым, Инна наверняка выкатила бы телегу претензий о предстоящем пьянстве и сопутствующем кобелизме. Доказывать, что напиваться и волочиться за юбками он не собирается, было бесполезно.

«Недолго! И пиши мне!»

«Хорошо!»

«Я тебя очень люблю!»

«И я тебя очень люблю!»

Прикатило такси – белый «фольксваген». Они залезли и поздоровались. Водитель что-то буркнул.

– Этот мой приятель, артист, настоящий непризнанный гений. Правда, я не видел ни одного его выступления. Но так говорят. Однажды он меня в театр позвал. Но я перебрал, уснул и ничего не увидел. А когда проснулся, была овация.

– Как его зовут-то? – спросил Фёдор.

– Борщевиков Володя. Не слышал?

– Ни разу.

– Если буду снимать, устрою ему пробы обязательно. Хочется поработать с ним.

Проехав полквартала, они сбили самокатчика. Тот выскочил перед капотом, будто ниоткуда. Таксист дал по тормозам. Фёдор стукнулся лбом о переднее сиденье и откинулся назад. Воняло жженой резиной. Карцев потирал переносицу. Самокатчик плашмя лежал на асфальте. Его самокат, виляя, уехал по улице. Таксист, шмыгнув носом, вылез из-за руля и подошел к телу. Наклонился и отпрыгнул. Самокатчик ожил и кинулся в драку.

– Еб твою мать! – сказал Карцев. – Пошли пешком. Тут недалеко. Заодно выпьем по дороге.

Фёдор не возражал.

11

Модное место находилось в Новой Голландии.

Они допили купленную по дороге водку. Карцев поставил пустую