я даже не смог следить за движениями лихого горца, клинок в его руке мелькал, как пропеллер у вертолета, а деревяшки мерли одна за другой, он оставил целую гребаную просеку в их толпе! А потом — хренак! — и живчик рухнул на землю кулем, да так и остался лежать, не шевелясь.

— Что с Вахой? — заорал кто-то из этих горячих парнишек. — Что с ним?

И рванул на прорыв, туда, где ветви хищных ходячих деревьев уже смыкались над телом выключившего режим берсерка Вахи. Хурджин — за ним, прикрывая и расшвыривая хуорнов скамейкой. Почему скамейкой? Да потому, что тролль не носил оружия, предпочитал выдирать из земли фонарные столбы, швыряться бетонными поребриками и вот скамейками орудовать. Такой стиль был ему как-то духовно более близким. Почему рванул за горцем? Нет, мы не гарантировали безопасность клиентам, наоборот — наш бизнес и заключался в предоставлении опасности. Просто парень — тот, который Ваха — он только что инициировался вторым порядком, и потери настоящего боевого мага нам бы не простили. Почему боевого? А что он на такой скорости будет делать? Почту доставлять? Или ингредиенты для борща крошить? Короче — надо было спасать, нам за каждую инициацию неплохие денежные бонусы полагаются.

Но спасать "не шибко", как говаривал Хурджин. Чтобы другие товарищи тоже поспасать успели и…

— Ай-а-а-а!!!! Ваха, брат! — режим электровеника включился у второго парня, и он за несколько секунд разбросал хуорнов и склонился над ним. — Он жив, жив! Давайте заберем его отсюда?

Глаза у него были ярко-алого цвета: и радужка, и зрачок, и то, что принято называть белком. Две инициации второго порядка? Чуде-е-есно, мавр сделал свое дело, мавр может уходить.

— Лок-тар огар, братва! — крикнул я, и наши бойцы полезли изо всех дыр: канализационные люки, канавы, окна цокольных этажей — орыднские перли отовсюду, и тут же включались в зачистку скверика от ходячей флоры.

В конце концов, хуорнов нужно было добить, а ингредиенты — собрать! Копеечка к копеечке, как говорится… У нас три тысячи ртов на Проспекте, и всем нужно кушать! Я видел, как Хурджин взвалил схватившего нервное и физическое истощение Ваху на плечо и спокойно зашагал прочь, как суетился второй инициированный парень вокруг, как недоуменно озирались цициановские младшие дружинники, глядя на лихих ордынских демонов, которые споро и без суеты разделывали страшных и таких опасных еще секунду назад хуорнов… И мне вдруг стало скучно.

В душе что-то свербело, ковырялось, скреблось… Я вспомнил байкеров Маухура, как они мчали прочь на своих мотоциклах, как развевались на ветру их волосы, торчащие из-под шлемов, и понял! Это был второй после бесстрашия бич всех черных уруков: страсть к перемене мест!

Глава 4. Крокодительство

Как бы мне ни хотелось сорваться с места и погнать на Байкал, но было у меня тут, в Сан-Себастьяне, два неоконченных дела.

Во-первых, через неделю собирался жениться Хуеморген. И свадьбу гулять он надумал в "Надыме", и теперь носился как наскипидаренный, и его невеста — вместе с ним. Да, да, у гномов не было этих предрассудков, типа "жених не должен видеть невесту до свадьбы" или еще какой подобной хрени. Их жизнь и быт в рамках традиционной культуры проходил в замкнутых пространствах подземных крепостей, мануфактур и шахт, и, конечно, как-то всерьез скрывать от окружающих свои чувства юные (или не очень юные) влюбленные в таких условиях не могли. Обычно они начинали встречаться и жить вместе на год или два раньше, чем играли свадьбу. Потому что накормить и напоить огромную толпу земляков и родственников — это было мероприятием весьма накладным. Почему толпу? Потому что попробуй не пригласить кого-то из того самого замкнутого пространства! Начнется же сущий бардак: "Почему его позвал, а меня нет? Ты меня не уважаешь? Мы ж с тобой в одном забое/ за одним станком/ у одного пулемета…" " Я ж твой внучатый племянник/ троюродный брат/ семиюродный дедушка". Ну, и так далее.

Проще было один раз сцепить зубы, отмучиться три дня — и дальше жить-поживать. Тем более, насколько прижимистыми и вредными были кхазады в делах бизнеса, настолько же и щедрыми они проявляли себя в дарении. Понты — наше все! Кто подарит самый помпезный подарок — тот самый большой молодец!

Хуеморген, то есть — Фриц наш Дюрхденвальд, даром, что с проседью в бороде, женился на ладной молодке лет на пятнадцать, а то и двадцать младше себя. Звали ее Фрида Хазенклевер и была она женщиной не только симпатичной, но еще и очень умной. Именно она и насоветовала своему суженому-ряженому играть свадьбу в Хтони. А что? Стратегически это ход был очень изящный. Во-первых, отсюда до ближайшего гномского анклава Кавказского наместничества — Железноводска — несколько сотен километров, учитывая горные серпантины. А до мест дислокации основной родни на Магнитке — и вообще многие и многие тысячи. Так что доберутся или самые богатые, или самые близкие, или самые смелые — и это здорово упрощало задачу. Накормить пять тысяч и пять сотен — это две большие разницы! Да и народ, который таки припрется, будет явно стоить того, чтобы с ними дружили.

Но суеты было всё равно предостаточно. И бородатый Фриц, и кудрявая, грудастая и попастая Фрида — та самая активистка крафтового пива — развернулись во всю мощь. Нам, оркам, такая суета была не по душе, хотя пожрать на свадьбе мы и рассчитывали. Но пока от греха подальше мы всей своей клыкастой кодлой собрались на военный совет в очищенном от хлама и приведенном в относительный порядок Дворце Спорта железнодорожников, в тренажерном зале.

Мы — это я, Щербатый, Кузя и Хурджин. Ну, и Тройка с Пятеркой тоже. Нашей целью была месть Денису Цегорахову и всем Скоморохам до кучи. Ибо нехрен! Прощать разрисованные зубы я ему не собирался, но и потрошить их совсем насмерть вроде как тоже было бы несоразмерно, а потому — стоило разработать нечто неожиданное и унизительное.

— Мы будем их крокодить, пока они сами не запросят пощады! — сказал я. — Это будет нелетальная децимация. Мы возьмем в осаду девять из десяти их баз, кроме той, где детки гимнастикой занимаются, и устроим им ацкое пекло и жупел. И мне нужны предложения на тему унижения и оскорбления Скоморохов. Потому что я как сторона пострадавшая могу быть в этих вопросах неадекватно жестоким.

Может быть, это и по-дурацки прозвучит, но я желал как-нибудь