Я осознал, что на самом деле никогда не говорил с пациентами о смерти. С их родными, с коллегами, разумеется, ее обсуждал, но не с ними. До конца смены мне не давала покоя мысль о том, что следовало сказать. Д. М. только и хотелось, чтобы кто-то был с ней откровенен и подтвердил то, что она уже знала в глубине души. В свои девяносто один она заслужила это право. Я же побоялся сказать правду и тем самым ее подвел.

Если окажусь в состоянии задать такой вопрос врачам, когда этот день наступит для меня, я хотел бы, чтобы они были со мной откровенны. А затем подогнали бы мне самую большую бутылку водки, какую только смогут достать.

Конец смены. Я поплелся в ее палату, чтобы снова поговорить. «Ты справишься, – мысленно подбадривал я себя. – Она это заслужила». К своему стыду, я чуть ли не надеялся, что мне не придется этого делать.

В третьей палате я увидел пустую кровать. Не пришлось.

Понедельник, 20 ноября 2006 года

Разослали график дежурств на Рождество. Мне снова досталась короткая соломинка.

Весь день коллеги бросают на меня сочувственные взгляды. Дональд, интерн, хлопает меня по спине.

– Не везет так не везет, приятель.

Только я открываю рот, чтобы сказать, что все в норме, как он тут же продолжает:

– Моя мать умирает, и это последнее Рождество, которое я могу провести с ней.

– Господи, Дон, мне так жаль. Я понятия не имел. Я и не думал просить поменяться…

– Нет-нет. Это я предлагаю написать им, чтобы тебе дали выходной.

Вторник, 19 декабря 2006 года

Пациентка Ф. Д. тужится. Я наготове с щипцами. Радио извергает традиционные рождественские песни. Под аккомпанемент Джонни Мэтиса[48] я второй раз тяну ребенка на себя. Он уже почти вышел, и мы все переводим дыхание перед торжественной развязкой.

Внезапно пациентка кричит на радио:

– Нет, Джонни, совсем не это происходит, когда рожают детей.

Пятница, 22 декабря 2006 года

Нам предложили пожертвовать на благотворительность по пять фунтов и нарядиться во что-нибудь рождественское. Большинство сделало выбор в пользу свитеров с необычными рисунками, так что воздух трещит от статического электричества, и сотрудники превращаются в генераторы Ван де Граафа[49], когда подходят друг к другу ближе чем на тридцать сантиметров. Я нацепил музыкальный галстук с Рудольфом – единственный предмет моего рождественского гардероба.

Мы направляемся в гинекологическое отделение на врачебный обход. Я держу сложенные руки в нескольких сантиметрах от галстука, чтобы никто и ничто не врезались в него и не запустили тем самым злосчастную мелодию.

– Простите, что спрашиваю, – говорит ординатор Марв, обращаясь к мисс Бальзак, – но эти олени на вашем свитере… Вам не кажется, что они, вероятно, увлеклись какими-то взрослыми играми?

Мисс Бальзак смотрит на свой свитер: темно-зеленый верх и низ с вышитыми крестиком снежинками и три оленя по центру. На оленя справа совершенно явно забрался верхом тот, что посередине, а ему в задницу уткнулся мордой олень слева. Не особо ожидаешь увидеть нечто подобное на той, на чьем фоне мисс Марпл выглядит как Шэрон Стоун.

– О боже, – говорит мисс Бальзак. – И правда, черт их побери.

Она взяла этот свитер на рынке, куда отправилась за рождественскими покупками. Нашла его забавным, но при этом не заметила, насколько весело проводит время нос Рудольфа.

– Нам подождать, пока вы переоденетесь? – спрашивает Марв.

Мисс Бальзак пропускает его слова мимо ушей.

– Итак, куда теперь? Восьмая палата?

Суббота, 23 декабря 2006 года

Работать в больнице на Рождество паршиво, но пациентам приходится хуже. Так что в следующие два дня будут приложены все усилия, чтобы отправить домой всех, кто хотя бы отдаленно в состоянии выползти или выкатиться из палаты. Пациентов «воскрешают» и переключают с внутривенных антибиотиков на таблетки, чтобы вернуть в лоно любящей семьи. И поскольку на них по-прежнему будет больничный браслет, как бонус им не придется самим наливать себе ликер, не говоря уже о том, чтобы разделывать индейку, вытирать пол или утешать ребенка, который хотел в подарок Xbox, а вместо этого получил глобус.

Пациентке Б. С. семьдесят два, и она достаточно оправилась от операции, чтобы поехать домой. Я с большим удовольствием скачу от кровати к кровати, рассказывая хорошие новости, будто ведущий развлекательного шоу, сообщающий участникам, что они выиграли Mini Metro[50] или роскошный отдых на четверых в Торремолиносе. Когда же очередь доходит до пациентки Б. С., ее лицо не озаряется, как у остальных. Пробормотав «ладно», она отворачивается в сторону.

Я в замешательстве.

– Хм-м-м. Ваша рана, впрочем, выглядит немного покрасневшей, – говорю я. Это не так. Она снова поворачивается ко мне. – Может, нам стоит понаблюдать за ней еще несколько дней?