закрывшейся дверью. Семенит туда же секретарша, бережно неся утренний начальнический кофе, распространяющий аромат бодрости и надежды. Берегитесь, девушка! Вдруг вы увидите кого-то, кто поразит ваше воображение нездешним видом. Сурового старичка, например, с деревяшкой вместо ноги и продубленной ветрами, солнцем и веками кожей. При виде открывающейся двери, на всякий случай, положившего руку на пояс с напиханными за него старинными пистолетами. Нет, видимо, обошлось — не слышно из кабинета ничего странного. Только наставления по текущему моменту. Но я — то теперь знаю, знаю…

Вы, пират, мало изменились — другим стал только корабль, и пусть он не плавает нынче по морям, а стоит на приколе — не может бороздить голубые пространства здание из бетона и стекла, но трепещите, конкуренты… Ой, не даром красуется на значке нашей фирмы этот стремительный кораблик, не даром. Не удивлюсь, если лежит где-нибудь в сейфе карта сокровищ, пожелтевшая и затертая на сгибах. А что, хорошее ведь прикрытие — туристическая компания. Чего это человек по миру туда — сюда мотается? Работа у него такая. Ай да бабулька-пират! Ну да ладно, у них, живых, свои заботы.

Вот народ на работу потянулся — захлопали дверцы машин, загудели лифты, застучали каблуки. Понесли с глаз долой мою улыбающуюся фотографию в чёрной рамочке. Дашка перехватила активистов, забрала портрет себе, аккуратно обрезала траурную полоску, положила в ящик стола. А и правда, пока тебя помнят — ты не ушёл. Просто сменил реальность.

19

Дарья любовно ощупала в сумочке упаковку пятитысячных. Вчерашний выигрыш, вернее, небольшая его часть. Теперь дело стало только за тем, чтобы под благовидным предлогом отлучиться со службы и — держитесь, модные лавки! Любим мы это дело, успокаивает. И Дашку там любят — она хороший покупатель, приятно с ней работать. Наберёт вещичек — и на кассу, ни тебе мучительных примерок, ни капризов, ни кофею для стимуляции раздумий. Этакий рядовой шопинга. А скидку ей и так всегда дают — за ум и красоту.

Не премину составить компанию, хочу в очередной раз посмотреть, как будут кривиться губёшки покупательниц, измученных примеркой кофточки, при виде кучи дорогих шмоток, проплывающих мимо. В свое время я пыталась вменить ей мысль о необходимости некоего покупательского куража, ссылаясь на находящиеся здесь же примеры, на что получила ответ — «это от скудости». На возражение «какая же скудость на таких тачках?» было получено разъяснение, что скудость не в тачках, а в головах. Деньги любят, когда их так тратят — легко и красиво. И они всегда возвращаются. Главное — научиться любить их, не себя с ними, а именно их, денежки, как некую субстанцию или, ещё лучше, как нечто живое и самостоятельное, теплое и пушистое. Любить — это не значит пытаться привязать к себе путём накопления копеечки к копеечке или складирования в банках, коробочках и прочих больших и малых ёмкостях. Любить — это давать развиваться, расти и путешествовать. Совсем как с людьми.

Хотя, с людьми-то проще. Большинству свобода не нужна, а нужен кнут и — изредка — пряник. Наверное, деньги умнее нас. Неожиданный вывод, не правда ли? Ой, а здесь я сделала много неожиданных выводов. Обстановка располагает.

20

Мне показали возможные варианты дальнейшего пребывания души в иных мирах. Ничего похожего на то, что мы сами себе представляем между делом, в земной суете. Всё очень субъективно, но также как и у нас, главное наказание — ограничение свободы. И земная свобода по сравнению с небесной — такая мелочь. Вот, например, как вам картина? — огромная долина, покрытая чем-то вроде плотного тумана, а под ним, не сразу различимые, силуэты душ. Их много. Они пребывают здесь века, совершая малые колебательные движения среди себе подобных. Только колебательные движения в пределах неких тесных границ — и всё. Это те, кто хотел покоя и стабильности, кто искал опоры на земле. И вот — большего покоя и стабильности и придумать нельзя. Это не возмездие, просто исполнение желаний.

В общем, действительно, существует и рай, и ад — для простоты восприятия обозначим места пребывания душ привычными понятиями, как крайние ипостаси, и нечто между ними, вроде карантина — для тех, кто ничем особенным не отличился. Так, жил — дышал, делал запасы, а потом перерабатывал их в органические удобрения, преследуя и, иногда, достигая при этом какие-то свои маленькие цели. Хорошую зарплату, там или тёплое местечко, или дачку — коттеджик, или машину для среднего класса. А это, оказывается, и целью-то быть не может. Оказывается, это просто некие вспомогательные элементы жизни. Хочется вам тратить жизнь на вспомогательные элементы? Одно поколение становится удобрением для следующего, потом наступает и его черед… Пока кто-нибудь из них не поднимет голову к солнцу. Тогда прощение получат все, кто просто был.

А я? При своей пусть недлинной, но и не совсем короткой жизни так и не поняла, зачем всё это было, в конце концов. Да и, что греха таить, даже не задумывалась. До того ли — песни, резвость всякий час… Просто удобрение для следующих поколений… Стыдно — то как, боже мой. Даже провалиться под землю нельзя, ведь я уже здесь. И ничего не кончается, впереди — бессмертие. Хорошо хоть, эта попытка не последняя, а только очередная в цепи земных воплощений. Только удастся ли вспомнить, зачем я — при следующей-то жизни?

Иногда на землю возвращают быстро. Это — когда душа всё поняла, как моя, например, простите за нескромность. Я тоже хочу вернуться, пусть даже сопливым младенцем с бессмысленным взором. Ничего, потом — помаленечку, как-нибудь, с учётом печального опыта… Я хочу к вам! Хочу увидеть и почувствовать, а не смоделировать, ещё много разных вещей. Как падают листья, растет трава, тает снег, дымят в чистое небо закопченные заводские трубы. Течет река. Пусть я даже не стану богатой и знаменитой, не буду носить на всех конечностях золото — бриллианты и утомленным взором скользить по пейзажу за окном роллс-ройса. Пусть. Я согласна. Я просто буду делать то, что подскажет мне сердце. Я буду хорошо — хорошо его слушать. Оно у меня больше не разорвется. Никогда.

21