Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вау! Неслабая тачка!
Яростно пробившись к окну, он увидел именно то, что уже успел представить: его мать в незнакомой шубе и с непокрытой головой выбралась из джипа и пристально оглядела школьные окна, хотя был день и она не могла увидеть лиц тех, кто находился внутри. И все равно Стас отшатнулся и попятился.
Никто из ребят не узнал ее, ведь ей и раньше некогда было ходить в школу, а местное телевидение его друзья не смотрели. С учителями же она просто созванивалась, хотя знала, как злились на это некоторые из них. Но в школе установилось негласное правило: полезно иметь своего человека на телевидении. Поэтому братьев Кольцовых особо не трогали.
Стас никому не говорил, что случилось в их семье, ощущая противный стыд за женщину, которую еще полгода назад считал лучшей в мире. Теперь он предугадывал, как передернется от омерзения, если мать хотя бы вскользь коснется его. Он никогда не был «лизунчиком» вроде Мишки, но раньше ему не было противно, если она его обнимала.
Он выскочил из кабинета и бросился к актовому залу, где веселились средние классы. Но еще не добежав до двери, схватил знакомого мальчишку:
– Мишка там?
– Они в классе, – пацан независимо дернул плечом, освобождаясь. – На третьем.
«Я успею?» Расталкивая всех подряд, Стас помчался к лестнице и взлетел на два пролета. Ему чудилось, будто сзади уже нагоняет острый стук каблуков. Хотелось выгнуться, чтобы этот звук не вонзился в него… А еще больше хотелось крикнуть всем тем, кто ходил у него в приятелях: «Задержите ее! Подставьте подножку, встаньте «стенкой», что угодно!» Но добровольный обет молчания обручем стискивал его горло.
Рванув на себя белую дверь, Стас тут же увидел брата: Мишка забрался на парту и пытался снять красный шарик, привязанный к лампе. В конце кабинета мелькнула девчоночья фигура, и в другое время Стас ничего не сказал бы при ней, но сейчас было некогда.
– Мишка! – выдохнул он и, привалившись к стене, судорожно вобрал воздух, чтобы договорить. – Она приехала. Она уже здесь, в школе.
Карие, как у отца, глаза просияли радостью, которой Стас увидеть не ожидал. Нет, он подозревал ее в брате, но был слишком уверен в ее недопустимости…
Мишка энергично взмахнул кулаком:
– Да! Я знал, что она приедет!
Восторг взметнул его тело, заставил оторваться от стола, полететь вверх и вперед, чтобы приземлиться у самой двери – ближе к маме! Стас даже не сразу понял, что произошло. Отчего вдруг Мишка рухнул на пол и застыл, будто его сковало льдом. Воздух для него тоже будто смерзся, потому и не удавалось вдохнуть как следует.
«Выступ на потолке. Он ударился головой». Стаса придавило этой мыслью так, будто этот самый потолок опустился на него. Рука сама провела над макушкой…
– Больно, – выдавил Мишка глухим, пунктирным голосом. – Дышать…
То, как он очутился возле младшего брата, каким-то образом ускользнуло из внимания. Стас поймал себя на том, что пытается поднять его, но руки, как анархисты, действуют, не признавая власти мозга. Когда они машинально отдернулись, он подумал: «А вдруг…» И сердце заныло так, будто уже знало что-то, не доступное пока никому.
– Лежи, слышишь? – Стасу хотелось бы говорить спокойно и уверенно, но в горле мешался горячий комок. – Не шевелись. Я сейчас… Я «Скорую»… Да у тебя кровь на голове! Ты следи, чтоб никто к нему не приближался! – крикнул он девочке, уже ненавидя ее за этот шарик, наверняка понадобившийся в виде украшения на потолке именно ей. Правда, и в эту секунду Стас помнил, что главная вина лежит вовсе не на этой девчонке…
Он толкнул дверь всем телом и едва не уткнулся в мать. Ее лицо вспыхнуло горячей радостью, напомнившей Мишкину, и Стас едва удержался, чтобы не загасить ее ладонью.
– Чего притащилась? – прошипел он, наступая на нее и вытесняя в коридор. – Из-за тебя все… Может, у него сотрясение… Или перелом…
Испуганная растерянность в синих глазах сменилась тревогой. Молча отодвинув старшего сына, Маша подбежала к младшему и, не жалея шубы, опустилась на колени.
– Маленький мой, что с тобой? Ты ударился?
– Упал, – Мишка по-прежнему выталкивал слова по одному. – Больно. Встать… не могу.
– Вызови «Скорую»! – крикнула она через плечо.
Стас огрызнулся:
– Сам знаю.
Но не тронулся с места, не решаясь оставить их вдвоем, хотя знал, что она не причинит Мишке зла. Не причинит? А что же тогда она уже сделала с ними?
Коротко рыкнув, он все же сорвался с места и, расталкивая всех подряд, домчался до учительской, где, не объясняясь с завучем, сорвал трубку телефона. Это было проще, чем попробовать мобильником поймать в школе связь.
Стас пытался говорить тихо, но ему казалось, что разговор слышит вся школа.
– ЧП! – лицо у завуча пошло пятнами. – Где их классный руководитель?
«Да пошла ты!» – про себя буркнул Стас и бегом пустился назад.
Мысль об отце, которому тоже следовало позвонить, настигла его на лестнице. К тому времени у него почти не осталось сил удерживаться на границе двух реальностей, в одной из которых происходили невозможные, страшные вещи, и он даже не удивился тому, что отец, о котором всего мгновение назад подумал, тотчас возник перед ним, как сказочный добрый молодец. Запыхавшийся добрый молодец, с не по-сказочному несчастными глазами.
– Как ты узнал? – вырвалось у Стаса.
Он упустил из внимания, что собирался скрывать ото всех все, связанное с их семьей, и громко выкрикнул эти слова.
– Да я сам ее сюда и направил, – отец отвел взгляд. – А потом покаялся…
– Ее? Да я не про нее. Тут… – он запнулся, внезапно сообразив, что отец, конечно же, ничего не знает. Откуда? И сейчас ему, Стасу, придется все рассказать …Но как?
У Аркадия вытянулось лицо:
– Что? Мишка?
– Он упал, – заученно повторил Стас. – Ему дышать больно. Может, просто от удара? Я на всякий случай вызвал «Скорую».
– Где он?
Стас почувствовал, как внутри отцовского тела все рванулось вперед и сжалось болью от того, что направление было еще не ясно. Схватив его за руку, чего не делал уже лет пять, Стас побежал наверх, ненавидя эти лестницы, которые приходилось преодолевать десятый раз за день.
Когда они ворвались в класс, Аркадий почти отшвырнул бывшую жену в сторону, и Стас задохнулся от злорадного удовольствия: «Так ей и надо!»
– Папа, – только и сказал Мишка.
– Тихо, заяц, лежи, пожалуйста, – голос Аркадия прозвучал именно так, как несколько минут назад хотелось говорить самому Стасу, чтобы брат не запаниковал. Мальчику не было слышно, как шумит у отца в ушах.
Между лопатками покалывало, но Стас боролся с собой и не оборачивался, иначе он не удержался бы и наговорил матери гадостей, которых больше чем достаточно накопилось за эти месяцы, и они так и рвались наружу. А это расстроило бы Мишку…