было самым важным, что ты не можешь вынести и спрятать, нужно бросить на самом видном месте, как мусор. Тогда, может быть, пройдут мимо и не заметят. Повезло. Снова повезло, что Семен хорошо знал французский благодаря деду. Тот часто рассказывал, что в царской России французский был языком знати лишь потому, что был языком торговли. Слишком много торговых путей проходило тогда через Францию. И слишком много путешественников хотели посмотреть Россию. Эту огромную и загадочную для всей остальной Европы страну. Так Франция стала буквально прорастать в Российской империи. У деда Семена была своя теория заговоров. В частности, о том, что Франция, по сути, пыталась захватить Россию таким бархатным, мягким способом. И у нее это почти получилось. Ведь она заставила знать, приближенных к императору и его семью заговорить на своем языке и отодвинуть свой.

А язык врага нужно хорошо знать.

Семен знал. Теперь у него появился отличный повод выйти на связь с Рагланом. На руках у него документы, которые неплохо бы срочно передать. Все свои находки он очень удачно замаскировал найденной в одной из бочек описью картин итальянских мастеров эпохи Возрождения, украденных и перевезенных в Королевский замок из Флоренции. Вот этот список он и передал своему начальству, добавив, что это очень дорогие картины. Каждая стоит баснословных денег.

Таинственные трупы чуть было не вылетели у Семена из головы, когда он, словно ищейка, сидя на холодных плитах внутреннего двора, перебирал папку за папкой, откладывая те, что были ему нужны. Получилась внушительная стопка. Конечно, он не будет отправлять всю стопку Раглану в Центр. Список должен быть коротким и максимально выверенным. Только имена, клички, возможные места работы.

На такую работу обычно ставят двух или трех агентов. Один может ошибиться. Изначально в крымской группе было девятнадцать агентов. Осталось семь. Каждый просто брал на себя обязанности товарища, обычное дело во время войны. Во время войны все они стали взаимозаменяемыми.

Семен засел за работу. Если бы кто-то стоял снаружи здания, недалеко от развалин Штайндаммских ворот, на улице Генерал-Лицман-штрассе, то он бы не удивился тому, что в канцелярии комендатуры, расположенной в здании бывшего управления гестапо, а ныне это здание выбрало себе НКВД, горел свет в окнах, несмотря на то, что была уже поздняя ночь.

Семен собрал список. На это ему понадобилось четырнадцать часов практически непрерывной работы. Результат его работы мог уместиться в одном письме, которое и было отправлено по сохраненному каналу для связи в Севастополь, а оттуда – в Центр. Передавать такие данные по открытым каналам было нельзя, поэтому Семен зашифровал список в карте. Имея ключ, по названиям улиц можно было составить список с полными именами агентесс Варшавской школы, их позывными и адресами первого места работы, куда они должны были внедриться на момент сорок второго и сорок третьего года.

И то хлеб.

Спать Семен лег только после того, как письмо было отправлено, там же у себя в кабинете на крайне неудобном деревянном диване. Спать на таком ему было гораздо привычнее за последние годы, и, накрывшись шинелью, Серабиненко провалился в сон без сновидений. Но с одной мечтой – проснуться и выпить приготовленного в турке, по всем правилам, черного крепкого кофе с лимоном. Не желудевый или цикориевый суррогат. А настоящий. Черный. Какой был до войны.

– Дорога перекрыта, простите, товарищ лейтенант. – Знакомый рядовой развел руками, когда Серабиненко вечером следующего дня шел домой.

Семен прикинул на глаз, что слишком большой патруль для обнаружения обычного снаряда или любого другого беспорядка. Что-то случилось. Патруль – девять вооруженных солдат оцепили квадратом небольшой участок улицы, ведущей к парку Луизенваль. Все вооруженные, оружие держат на изготовку, готовые стрелять на любое движение.

– Что случилось?

– Не положено, – устало сказал рядовой.

Если бы он показал удостоверение, то никаких вопросов бы и «не положено». Но не сегодня. Потом. Сегодня все не так.

Серабиненко кивнул и свернул в переулок, он все равно узнает, что произошло. Первым делом, сразу после того как полковник перебрался на новое местожительство, он начал «обживаться». Собирал информацию, налаживал сеть знакомых. Там помочь перенести вещи в новый дом медсестре. Выпить разбавленного спирта из жестяной чашки за тех, кто не дождался Победы. Поэтому о том, что около парка на красивом кованом заборе ночью кто-то повесил мужчину среднего возраста, без документов, но с табличкой, на которой по-немецки было написано «предатель», он узнал где-то через полчаса.

А к вечеру уже знал, что на самом деле повесили человека, которого убили раньше. Его горло было сломано так, что так сломать его при удушении было невозможно. Это был очень хороший рассчитанный удар. А еще у него были точно такие же следы, как и на других трупах, найденных ранее. Только их было больше. Кому-то захотелось проверить реакцию патруля на работу немецкого ополчения, бойцов которого в городе еще оставалось немало.

– Ему оставалось жить буквально пару дней, – сообщила Тамара. – Я сделала вскрытие. Сердце, легкие, печень. Поражено все. Больше всего досталось гортани. Рассчитано все на то, что мы не будем делать вскрытие. Вроде бы как преступление на почве послевоенной вражды. Но очень сильное поражение. Легкие почти разложились! И гортань…

– А ты не купилась и сделала вскрытие, – почти с восхищением сказал Семен, глядя на Тамару.

Женщина устало потерла виски. Инструментов у нее тоже было не так много, так что пришлось изрядно попотеть, но Тамара полночи изучала справочники, которые ей принес Семен, и отобрала несколько статей с похожими поражениями тканей. И теперь она хотела убедиться, права она или нет.

– А как ты понял, что это наше тело?

Семен указал на табличку, которую принесли вместе с телом, – написано с ошибкой. Возможно, что специально.

Тамара покачала головой:

– Много вас таких, грамотеев, на мою голову.

Серабиненко сунул руку в карман шинели и достал коробочку, которую нашел в аптеке и сразу подумал о том, что Тамаре пригодится.

– Аспирин… «Байер». Настоящий. – Тамара сразу сунула коробочку в карман, а Серабиненко выложил из шинели пакет с яичным порошком, сухари и банку сгущенного молока.

– Если ты не спишь, то хотя бы поешь. Стране ты нужна такая, чтобы была более или менее на ногах.

Тамара фыркнула, как большая кошка, но еду приняла. И было видно, что ей приятна забота.

Семен же пошел домой, мысленно составляя список. Сложнее всего было сейчас с картой города. Для работы на улицах нужна карта. хотя бы составленная в голове. Но и тут фашисты даже после войны умудрились подложить ему