аккуратным, маленьким. Обе сидели на нарах. Зубайда подогнула ноги под себя, Разия поставила под ступни маленькую скамеечку.

– Пусть змея снесёт у тебя за щеками яйца![31] – поморщилась Разия и ушла в свои мысли.

Её отдали в семью будущего мужа девятилетней девочкой. Пока не подросла, спала рядом со свекровью. Повзрослев, стала полноправной женой и келiн[32]. Родила семерых детей, четверо умерли в младенчестве. Остались два сына и дочь.

Муж Разии Жумабай мастерски шил обувь. Со всей округи к нему приезжали заказывать мягкие сапожки мәci, или ичиги, как называли их местные татары. Разия с сыновьями работала в колхозе.

В 1944 году в семье младшего брата Жумабая родился третий ребёнок. Кормить его было нечем – у матери от недоедания пропало молоко. Разия, чтобы младенец не умер с голоду, начала таскать для него молоко с колхозной дойки. Попалась она, когда прятала под толстой фуфайкой пол-литровую бутылку. Односельчанин тут же написал донос, и расхитительницу колхозного имущества, как назвали её в суде, отправили в каменоломни под Медногорском. Младшей дочери Камиле тогда исполнилось шестнадцать.

Еле выжила Разия. Было ей за уже пятьдесят, а приходилось таскать тяжёлые камни. Русского языка толком не знала, в Каратале обходилась казахским. А тут не понимала, что от неё требуют. За это били нещадно. Спасла сокамерница-татарка. Она показывала, что делать, Разия повторяла. Домой вернулась после войны.

Самый шустрый из детей, Билял, женился, стал отцом. Да жена Биляла, как родила вторую дочь, загуляла с молодым конюхом и сбежала, оставив детей.

Младшую Разия поила коровьим молоком. Ту всё время рвало. Ручки и ножки ослабли, перестали двигаться. Старшей девочке было два годика. Днём и ночью она плакала и звала маму. Родные по очереди носили её на руках, пытались успокоить. Но, видать, не судьба. Внучек схоронили одну за другой.

Жумабай и Разия уговорили дочь с зятем отдать им на воспитание старшую девочку Злиху. В доме снова забегали маленькие ножки и зазвенел смех. Дед баловал внучку, носил на спине. В семьдесят с лишним был крепок, так же шил сапоги. Мог бы пожить ещё, однако не довелось. Уколол шилом палец, началось заражение крови. Сгорел за несколько дней.

Пару месяцев назад Билял привёз в дом из другого посёлка новую жену – степенную пышнотелую Какат. А теперь и Акбалжан стала частью их семьи.

– Молодую сноху, конечно, проще воспитывать, как когда-то меня свекровь вырастила, – вернулась к разговору Разия. – А Акбалжан, что тому волу, «направо-налево» не скажешь[33].

Соседка усмехнулась.

Глава 20

Сын родился!

Пятую беременность Акбалжан ходила тяжело. Ноги отекали так, что не влезали в старые валенки. Муж отдал ей свои, с широкими голенищами.

– Да что ты вёдра-то полные таскаешь, – ругалась подруга Саша. – Пожалей ребёночка, хватит уже надрываться, рожать скоро!

– Вот и отдохну, – отвечала Акбалжан.

– Не молодая уже, – ворчала свекровь. – Хоть бы выносила мне нормального внука. И тошнит её, и тошнит! Ну ладно в начале, а то уже который месяц как поест, так бежит кур кормить.

Разия-апа жила вместе с младшим сыном и снохой Какат по соседству с Кужуром. Делали всё на два дома, дружно. То Какат сварит лапшу, отольёт полкастрюли Акбалжан. То Акбалжан соберёт запачканные пелёнки новорождённой дочери Какат, постирает со своим бельём.

Пока Какат кормит ребёнка, Акбалжан разливает чай гостям, что пришли поздравить Разию с внучкой. Сначала надо плеснуть в пиалу подогретого молока, потом ядрёную заварку из маленького чайника и немного кипятку из самовара, чтобы цвет стал приятным, как у варёного сахара. Наливать нужно по чуть-чуть, если подашь полную пиалу – это для стариков неуважение, всё равно что сказать, мол, пейте скорей и не рассиживайтесь тут.

Ноги Акбалжан от долгого сидения на нарах затекли, да ещё мутит. Первой не встать, разговоров не оберёшься. Когда же закончат? Апай -соседка просит чаю покрепче. Бородатый ата рассказывает, как украл свою старуху девчонкой из-под носа у бая. Это надолго. Взяла в рот курт, от кислого не так тошнит. Налила по новому кругу заварку.

Спустя час гости стали собираться домой. Акбалжан положила каждому в газетные кульки баурсаки, чтобы угостили дома внуков. Только старики за порог, накинула фуфайку, валенки с галошами и поковыляла в мороз за сарай, в дощатый туалет.

Пока пришла, свекровь начала прибирать дастархан.

– Я сама! – Акбалжан взялась мыть чашки.

Разия-апа открыла было рот, а потом пристально поглядела на живот снохи.

– Опустился! На днях родишь.

Схватки начались ночью. Утром в доме собрались женщины. Кужур то выходил на улицу, то возвращался обратно.

– Иди, иди на работу, от тебя помощи не будет, – выпроводила сына Разия-апа.

Женщины расплели Акбалжан косы, расстегнули пуговицы на платье. Раскрыли все двери, что были в доме, кроме входной. Распахнули сундук, развязали мешки, чтобы открыть путь младенцу. Подожгли адыраспан и пахучим дымом прошлись вокруг роженицы. Поставили жарить қуырдақ[34] из баранины, гремя крышкой от казана[35].

К обеду послали сани за доктором в другой посёлок – Акбалжан обессилела, никак не разродится. Мясо почти готово, вот-вот казан выиграет схватку.

Разия пошевелила кочергой дрова в печке. Огонь вспыхнул ярче. Подошла к Акбалжан, та тяжело дышала.

– Говорила, нельзя беременным шить, роды будут трудными. Вот упрямая! – пробурчала свекровь.

Врач по фамилии Вишневский добрался, когда начались потуги. Едва успел раздеться, как Акбалжан замерла, вскрикнула «иы-ых», и ребёнок наконец вышел.

Увидев новорождённого в пузыре, заполненном водой, Разия отскочила и замахнулась кочергой, будто хотела отшвырнуть непонятное существо, взвизгнула:

– Мынау не?![36]

Вишневский мигом вскрыл оболочку скальпелем, снял. Тут же раздался детский крик.

– Крупная девочка. В рубашке родилась, – сказал кто-то. – Удачливая будет!

– А как же! – улыбнулся доктор. – Уже повезло, что не задохнулась.

Акбалжан приподняла голову, посмотрела на дочь, и тепло струйками разлилось в груди, наполняя её молоком и нежностью.

Послали за Кужуром. Соседский мальчишка, перепутав, прокричал ему: Сүйінші! Ұл туды![37]

Кужур забежал с мороза, постучал валенками, чтобы отряхнуть снег, быстро стянул их и подошёл к матери, державшей завёрнутый в пелёнку комочек.

– Ещё одна внучка, – умилённо протянула Разия-апа.

Кужур заулыбался, вымыл ладони под железным умывальником, растёр до тепла. Осторожно взял ребёнка и понюхал маленькое сморщенное личико.

– Қызым, доченька, – прошептал он.

Вечером принёс свёрток, протянул жене. Акбалжан развернула, а там два тяжёлых браслета. Надела на запястья. Приподняла руки, покрутила кистями, любуясь подарком. С тех пор эти браслеты снимала только на ночь.

Через несколько дней в сельсовете зарегистрировали новую жительницу Каратала. Когда у Кужура спросили, какое имя записывать, он, улыбнувшись, ответил: Ұл туған![38]

«Жумабаева Олтуган Кужуровна. Родилась двенадцатого декабря одна тысяча девятьсот пятидесятого года» – вывел каллиграфическим почерком служащий конторы.

У казахов называют девочек Ултуган или Улболсын с пожеланием того, чтобы следующим родился мальчик. В этот раз, говорили потом в семье, имя дали по чистой случайности.

Глава 21

Потери

Дочь Биляла и Какат была слабенькой, плакала от каждого шороха. Прожила четыре месяца. Сколько Какат ни перевязывалась, молоко не уходило. Какат уговорила Акбалжан, которая вышла на работу через сорок дней после родов, оставлять Олтуган ей. Прикладывала к груди. Только вечером после работы Акбалжан кормила дочь сама.

К лету заболел Билял. Натужно кашлял, выплёвывал мокроту, потел. Его отвезли в районную больницу, полечили и выписали. Из райцентра он приехал похудевший, бледный, но весёлый. Привёз огурцы с помидорами и веник. Показывал племяннице Злихе, как подметать. Смеялся, когда у неё не получалось. А потом не мог откашляться, держался за живот.

Через неделю Билялу снова стало плохо. Разуверившись в официальных докторах, позвали деда из соседнего посёлка, который лечил плёткой. Поглядев на больного, старик сказал, что того донимает шайтан, и ну хлестать Биляла, изгоняя злых духов.

Маленькая Злиха пугалась:

– Почему его бьют?

Какат увела её из дома. Злиха подглядывала в окно.

Разия ходила