— Кто-то приходил?

— Я не видела ни единой живой души с тех пор, как мы расстались десять дней назад.

— Значит, Даани решил, что я таким образом хочу сломать тебя... Вот и хорошо.

— Сломать? Пару?

— Демоны порой так поступают, — сказал Ижэ лениво. — Закрывают свою душу — то есть пару — в полном одиночестве. Месяца через два почти любой, за очень-очень редким исключением, будет рад видеть своего тюремщика. Ты ведь была рада видеть меня, не так ли?.. Не смотри так. Во-первых, я не мог вернуться раньше, во-вторых, знаю, о чём говорю: так не только с парами поступают. Мой учитель, например, очень не любил причинять мне боль; меня он обычно наказывал именно одиночеством. И знаешь, после пары десятков дней я был счастлив его видеть, как жалкая собачонка. Пытался скрывать эту радость, но всё равно... Мерзко вспоминать, но факт остаётся фактом.

— Своеобразные... педагогические методы, — сказала Лимори сдержанно. Сама она, быть может, и не была идеальным преподавателем, но такое отношение к ученикам вызывало у неё только отвращение и презрение.

— Н-да, держу пари, тебя обучали иначе, — Ижэ прикрыл глаза. — Чем займёмся? Уйти от тебя быстро я всё равно не смогу: это было бы неправдоподобно. И оскорбительно, если уж на то пошло. Что бы обо мне подумали?

Лимори старательно подавила облегчение: ей очень не хотелось снова оставаться в одиночестве.

— Мы могли бы пообщаться, — предложила она. — Или я могла бы сделать вам массаж — заметно, что вы устали.

Брови дракона поползли вверх.

— Неожиданно...

— Я не имею в виду ничего такого, — поспешила добавить она. — Ничего интимного.

— Ну вот, а я только начал надеяться, — скалится Ижэ, но глаза — серьёзные. — Только вот массаж, пожалуй, оставим на следующий раз. Как насчёт того, чтобы отметить со мной радостное событие?

— С удовольствием, — уж кто бы говорил о неожиданностях. — Какое?

— О, тут такое дело! Мой папаша наконец-то сдох, — сказал Ижэ. — В былые времена в честь такого я бы закатил на пару с Даани весёлую оргию с кучей девочек. Теперь, к сожалению или счастью, я вроде как дракон остепенившийся. Так что, уж будь добра, составь мне компанию. Как временно замещающая мою пару особа... нет, как звучит, а? Странно это: смотреть на тебя — и видеть её лицо. Так что, отпразднуем упокой моего родителя?

Лимори помолчала.

По долгу служения она уважала Смерть — иначе и быть не могло. Потому-то она всегда презирала идею "показательного горя". Она считала, что плакать на погребальной церемонии надо лишь в том случае, если этого хочешь. Она ненавидела лживые кликушеские крики особ, которые за спиной уже успели много раз поделить наследство покойного.

Лимори ненавидела погребальные церемонии именно оттого, что всегда могла ощущать истинные мотивы присутствующих. Там она убедилась, что истинное горе — оно зачастую тихое, угловатое, неумелое, нелепое почти. Как и любое истинное чувство, впрочем. На её памяти, больше всех страдает порой не тот, кто толкает длинную пафосную речь о покойном, но тот, кто скажет нечто вроде: "Ну что же ты так, приятель?". И ничего больше из себя не сможет выдавить.

Такие дела.

Также она прекрасно знала, что каждый переживает потерю в своей манере. И часто эмоций нет вообще, или их до того много, что кажется, будто нет ни одной; порой, чаще в случае с тяжелобольными, переживший потерю ощущает облегчение — и отчаянно стыдится этого; в других случаях превалирует злость.

Так, как у Ижэ... бывало тоже, и часто. Чаще, чем ей хотелось бы признавать, чаще, чем она могла выносить... Но это, в конечном итоге, долг Жреца Смерти, не так ли? Выслушать и принять.

— С удовольствием, — повторила она. — Я отпраздную с вами.

"Мне жаль, что бы он с тобой ни сделал. Мне очень жаль, что ты продолжаешь терзать себя сам — уже без помощи отца. Мне жаль", — подумала она, но не сказала вслух. Едва ли Ижэ понял бы эти слова правильно — он явно не из тех, кто готов принять жалость. В любой форме.

И они отпраздновали — отличным вином, вкусной едой, молчанием (если не считать всерьёз за разговор несколько совершенно неубедительных попыток Ижэ казаться весёлым). Они вместе любовались закатом, благо на Гахаане это было зрелище почти нереальное: небо становилось настолько алым, что смотреть было почти больно.

— Эти браслеты мне достались от отца, между прочим, — сказал вдруг Ижэ, указывая на антимагическую дрянь на её руках. — Он надевал их на нас с братьями, когда хотел преподать урок. И кто теперь кому преподал урок, старый ублюдок?

Лимори вздохнула. К сожалению, она видела нечто подобное в Чу. Очень часто. Даже слишком... Несчастный ребёнок и жестокая тварь в одном флаконе — классический, повсеместно встречающийся сюжет. И замкнутый круг, ибо, чтобы перестать быть тварью, надо перестать быть и эгоистичным, зацикленным на своей боли ребёнком — а это очень, очень мало кому удаётся... С другой стороны, ей казалось, что этот дракон — из тех, у кого шанс может быть. Как минимум, в теории. А значит...

Вздохнув, она осторожно отставила бокал, обошла стол и стала медленно приближаться к дракону.

— Что ты делаешь?

— Хочу обнять вас, — отозвалась она честно, осторожно обволакивая дракона теплом своих эмоций.

— Всё же решила переспать со мной? — покривил он губы в насмешливой улыбке. — И то верно... зачем добру зря пропадать?

— Я думаю, что низводить все тёплые порывы к сексуальной тематике — защитная реакция подростков, — Лимори подошла почти вплотную и внимательно, спокойно смотрела на него. — Позвольте обнять вас. Что в этом сложного?

Дракон прикрыл глаза на миг, будто наслаждался исходящим от неё эмоциональным теплом, а после резко встал.

— На слабо ловят только подростки, — отбил он с кривой усмешкой.

И ушёл. Лимори невольно задумалась о том, в какой степени это можно считать бегством.

* * *

— Я не могу говорить со своей парой, — сказал ей дракон, когда пришёл во второй раз. Случилось это через два дня после их предыдущей встречи, и Лимори сочла это хорошим знаком.

— Почему? — уточнила она. — Вы поссорились?

— Нет, мы просто по разные стороны баррикад. Или по одну. Я не знаю, где моя сторона. Да и мало кто знает, думаю: твой родной мир охвачен войной.

В её горле встал ком.

— А наш город?..

— Нет, Вольные Города в войне не участвуют.

Несказанное "пока" повисло в воздухе, но Лимори всё равно ощутила облегчение. Оно было нечестным, видит Предвечная: война не бывает где-то там, далеко; горе и страдания не становятся менее ужасными от того, что случаются с незнакомцами. Однако, так это бывает — каждый волнуется в первую очередь за ту часть мира, которая важна лично для него.