в Рославльских лесах, он подвизался с необыкновенным усердием и «нес такие подвиги, которые в наше слабое время многим могут показаться невероятными. Вставая в полночь, он с братом ежедневно вычитывал вдвоем всю церковную службу по богослужебным книгам, без малейшего опущения. Еще в детстве Александр, постоянно и усердно посещая храм Божий, хорошо узнал порядок церковной службы и имел особенную наклонность и способность к изучению церковного устава. Теперь же, ежедневною в продолжение многих лет практикою, он так в этом усовершенствовался и сделался таким отличным уставщиком, что в этом отношении нелегко было найти ему равного. Затем трудился в переписке отеческих книг уставом и помогал брату в составлении нескольких рукописных сборников… <…> Около 18 часов в сутки он часто проводил на ногах и в несколько лет так утрудил ноги, что в них впоследствии развилась мучительная болезнь, которая не оставляла его до смерти.

Сверх этих келейных занятий Александр, как младший член отшельнической семьи, с горячим произволением и великою ревностию проходил другие, более тяжкие послушания. На него была возложена обязанность будильщика, так что он должен был вставать раньше всех, чтобы полунощное келейное молитвословие начинать неупустительно в свое время. На его же обязанности лежало рубить дрова в окружавшем их лесу и переносить их в келии; на его же попечении был и огород… <…>

В великие праздничные дни все старцы собирались в келию к отцу Афанасию на общее келейное богослужение. По окончании богослужения вместе обедали, иногда подкрепляли изможденные многолетними подвигами силы свои чаем или, за неимением его, какою-нибудь травкою, а молодому Александру, как новоначальному, в первое время и в этом был отказ»33.

Преподобный Антоний писал о начале своей монашеской жизни: «Когда возгорелся огнь Божественной любви в моем сердце, тогда все суеты мирские омерзели и богатство опостылело, и так, как птица из сети или яко елень, томимый жаждою, удалился я из Ростова, бегая, и водворился в непроходимой пустыне, с чаянием себе от Господа спасения от малодушия и от обуревания многих грехов. Себя самого отдал я в полное и безвозвратное распоряжение батюшке отцу Моисею, о чем, благодарение Господу Богу, после ни разу не скорбел»34.

Отец Климент писал, что преподобный Антоний «даже в старости живо вспоминал… как старшие лица во время своего отдыха, бывало, посылали его как новоначального работать в огород и как порою он изнемогал тут и телом и духом. Вообще старец его, отец Моисей, обходился с ним весьма строго. Проспит ли Александр и других не вовремя разбудит к полунощнице, — по окончании службы его, как нерадивого будильщика, ставили на поклоны. В другом ли чем провинится, опять на поклоны»35. Чистил отец Антоний отхожие места. Собирал по дорогам навоз для удобрения огорода. Поначалу впадал он даже в тоску, но потом стал почти постоянно чувствовать в душе отрадное спокойствие, иногда даже восторг какой-то, блаженное беспечалие, — это были плоды послушания.

В конце 1820 года окружное земское начальство стало беспокоить рославльских отшельников, мешая их мирной жизни. Старцы стали даже подумывать о перемене места своих пустыннических подвигов. Часто гостивший у них оптинский монах Вассиан указывал им на леса близ Оптиной. Им эти места были известны. Они молились и ждали, что Господь скажет.

В это время отец Моисей послан был в Москву по какому-то неотложному делу. На обратном пути навестил в Оптиной отца Вассиана. Как позднее стало известно, Калужский архипастырь владыка Филарет36 тогда же обдумывал заронившуюся в его душу мысль о создании при Оптиной скита — в прекрасных окружающих ее лесах. Скит по образу древних: место, где ничто не нарушало бы безмолвного жительства иноков, желающих подвизаться в сугубом духовном подвиге. Святитель не раз уже беседовал об этом с настоятелем обители отцом Даниилом, выражая желание видеть в качестве устроителей такого скита подвижников Рославльских лесов. Поэтому, когда в Оптиной появился отец Моисей, игумен Даниил повез его в Калугу к владыке Филарету, который принял молодого пустынника весьма милостиво. Все это хотя и явилось для отца Моисея неожиданностью, он поражен был совпадением желаний архипастыря и лесных старцев. Вернувшись в пустынь, он передал отцу Афанасию письмо преосвященного Филарета:

«Преподобный отец Афанасий,

возлюбленный о Господе брате!

Брат ваш, а мой сын по духу схимонах Вассиан возвестил мне, что вы имеете желание, для удобнейшего прохождения подвигов монашеской жизни, избрать себе и с единодушными вам братиями уединенное место при Введенской Оптиной пустыни. То же самое подтвердил и отец Моисей, бывший у меня проездом в Москву. Таковое желание ваше, считая особенною милостию Божиею к моему недостоинству, я готов принять вас и других пустынножителей, которых вы с собой взять заблагорассудите, со всею моею любовию. Я вам позволяю в монастырских дачах избрать для себя место, какое вам угодно будет, для безмолвного и отшельнического жития, по примеру древних святых отцев пустынножителей. Келии для вас будут изготовлены, как скоро вы изъявите свое на то согласие. От монастырских послушаний вы совершенно будете свободны; уверяю вас пастырским словом, что я употреблю все мое попечение, чтоб вас упокоивать. Любя от юности моей от всей моей души монашеское житие, я буду находить истинную радость в духовном с вами собеседовании»37.

Рославльские пустынники, собравшись на общий совет, решили последовать приглашению владыки Филарета. Отцу Моисею было поручено написать ответ на письмо архипастыря. «По возвращении моем до своего жилища, — писал он преосвященному, — когда письмо Вашего Преосвященства вручил я отцу Афанасию и братиям, сожительствующим со мною, все подробно объяснил, какие можно иметь выгоды душевные и безопасность в уединенной жизни при обители, под покровительством Вашего Преосвященства, они все то приняли с радостию и объявили себя со мною совершенно согласными. Итак, когда воля Вашего Преосвященства о принятии нас на уединенную жизнь есть такова же, как благоволили объявить, то я, нижайший с братьями моими теперь, единодушно возложившись на волю и Промысл Отца Небесного, осмеливаюсь решительно припасть к Святительским стопам Вашим и всеусерднейше просить… дозволить заняться благодетелю нашему Димитрию Васильевичу Брюзгину38 нужным приуготовлением для скита»39.

Отец Афанасий 1 апреля 1821 года писал владыке Филарету: «Когда Бог благоволит положить начало основанию скита и привесть оный в совершенство, желательно, чтобы ничем не причинять неудовольствия обители, чтобы была взаимная поддержка и духовный соблюдался союз любви; а для того два главных средства: 1) чтобы скит, ежели только возможно, имел бы особое содержание посредством боголюбивых душ, не нанося стужения обители