Однажды Делла Стрит, доверенный секретарь известногоадвоката Перри Мейсона, спросила у него, какое из своих качеств он ценитпревыше всего и считает наиболее важным для своей профессии. Он не задумываясьответил: «Нечто, заставляющее людей доверять тебе и идти с тобой наоткровенность». Действительно, адвокату либо присуще такое качество, либо нет.Это своего рода природный дар, вроде музыкального слуха.

Безусловно, Мейсону оно было свойственно в полной мере.Когда он проходил по комнате, люди инстинктивно провожали его взглядом. Где быон ни находился, люди, случайно оказавшиеся рядом, непременно вступали с ним вбеседу и частенько не только изливали ему душу, но и делились самымисокровенными тайнами.

Делла Стрит все же считала, что это всего лишь инстинктивнаяреакция людей на общение с адвокатом, способным с сочувствием и пониманиемотнестись к побуждающим мотивам тех или иных поступков человека.

Мейсон никогда не торопился задавать вопросы. Временами дажеказалось, что он мало интересуется тем, что ему доверительно выкладываетсобеседник. Но как раз именно это безразличие и подстрекало людейоткровенничать все больше и больше. В любом случае Мейсон проявлял сочувствие исимпатию, делая скидку на человеческую слабость или глупость. Он не уставалповторять, что у каждого человека, живущего полнокровной жизнью и нестремящегося прослыть ангелом во плоти, непременно есть тайники души, заглянутьв которые удается далеко не каждому. Если таких тайников нет, значит, это нечеловек, а бесчувственный болван.

Вот и сейчас, стоя на веранде отеля «Палм-Спринг», ДеллаСтрит, забыв о звездах, мерцающих в черном небе, с любопытством посматривала ввестибюль, где какой-то человек подсел к Перри Мейсону. Она ничуть несомневалась, что этот человек намеревается поведать адвокату нечто оченьважное, ревностно хранимое им до этой минуты.

Наверное, Мейсон тоже это понимал, хотя по его спокойному,почти равнодушному виду трудно было утверждать это с полной уверенностью.

Адвокат удобно расположился в глубоком кожаном кресле. Егообычно бесстрастное лицо потеплело. И только после того, как сидевший рядомгосподин многозначительно откашлялся, Мейсон обратил на него внимание.

– Прошу извинить меня, ведь вы мистер Мейсон, адвокат?

Мейсон не сразу повернулся к говорившему. Его взгляднезаметно скользнул по ногам соседа. Он увидел черные брюки с безупречнымистрелками, дорогие полуботинки из черной замши, настолько мягкой, что из нееможно было бы сделать перчатки.

Незнакомец продолжал:

– Я хотел бы с вами проконсультироваться… – Ипосле секундной паузы добавил: – По вашей линии.

Мейсон посчитал, что теперь настал момент получшерассмотреть своего собеседника. Он увидел умное лицо с высоким лбом, крупныйнос, тонкие губы, свидетельствующие о решительном характере, подбородок же,пожалуй, был излишне выдвинут вперед. Темные глаза смотрели сурово, соспокойным сознанием собственной силы. На вид человеку было около пятидесяти, аего костюм, манеры и тот факт, что он остановился в отеле «Палм-Спринг»,говорили о его финансовом благополучии.

Внезапная сердечность насторожила бы этого человека, аизлишняя сдержанность, несомненно, оттолкнула бы его. Мейсон ответил просто:

– Да, я Мейсон, – и не протянул руки длярукопожатия.

– Я очень много читал о вас в газетах, с огромныминтересом следил за процессами с вашим участием.

– Вот как?

– Полагаю, вашу жизнь никак нельзя назвать скучной?

– Во всяком случае, она лишена монотонности, –согласился Мейсон.

– Без сомнения, вам приходится выслушивать множествостранных историй?

– Да, пожалуй.

– Очевидно, вам известно огромное количество фактов,которые ни в коем случае не должны быть преданы огласке?

– Естественно.

– Моя фамилия Визерспун. Джон Визерспун.

Даже теперь Мейсон не протянул руки, он сидел так, чтососеду был виден лишь его профиль.

– Живете здесь, в Калифорнии, мистер Визерспун?

– Да, у меня поместье в Ред-Ривер-Вэлли, вхлопководческом районе этой долины. Прекрасное место, пятнадцать акров земли.

Теперь он говорил торопливо, очевидно, ему не терпелосьперейти к главному.

Мейсон же, наоборот, не спешил.

– Летом там бывает очень жарко, ведь правда? –заметил он.

– Порой температура поднимается и за сорок. В доме уменя всюду кондиционеры, впрочем, как в большинстве домов долины. Можно удивляться,чего только не напридумывали в наши дни для обитателей пустыни.

– Зато зимой у вас великолепно, да?

– Да… Но я хотел поговорить с вами о моей дочери…

– Вы остановились в этом отеле?

– Да, и она здесь, со мной.

– И давно?

– Я приехал специально, чтобы повидаться с вами.Прочитал в газете «Индео» о том, что вы находитесь в «Палм-Спринг»… Сегодня япочти час наблюдал за вами.

– Вот как? Опасаетесь?

– Да. Не хочу, чтобы моей дочери стало известно, почемуя здесь и что я консультируюсь с вами.

Мейсон глубоко засунул руки в карманы брюк. Делла Стрит,наблюдая за ним сквозь стеклянную дверь, видела, что он даже не поднял глаза насобеседника.

– Я не люблю обыденных дел, – сказал Мейсон.

– Сомневаюсь, чтобы мое дело было таким уж обыденным, ачто касается гонорара…

– Мне нравится острая борьба, – прервал егоМейсон, – и потом, я берусь только за те дела, где приходится разрешатькакую-то загадку. Я начинаю углубляться в подробности, что-то выясняется,отсюда и интерес, и возбуждение. Как правило, я не хожу проторенными тропами ине боюсь рисковать. Уж так я создан. Обычная кабинетная практика меня никапельки не привлекает. Я не чураюсь никакой работы, которая требуется винтересах дела. Что же касается стандартных тяжб и споров, то пусть имизанимаются другие.

Такой поворот дела, видимо, еще больше подстегнулВизерспуна, которому не терпелось выложить Мейсону свои проблемы.

– Моя дочь, Лоис, собирается выйти замуж за молодогопарня, который сразу после окончания колледжа поступает на службу в инженерныевойска.

– Сколько лет?

– Молодому человеку или моей дочери?

– Обоим.

– Дочери ровно двадцать один год. Парень на полгодастарше. Он очень интересуется химией и физикой. Вообще-то он весьма способный.