Переехав в Лондон, я сначала пила не больше других студентов, да и похмелья тяжелого не бывало. Как поход с палатками с сопровождающим и школьные кружки казались скучными фермерским детям, привыкшим лазать по крышам и спускаться в узкие заливы, так и мне было мало нашего студенческого клуба. Меня тянуло в наркоманские клубы и на уличные рейвы; я часто проводила там время с братом. По выходным я закидывалась клубными наркотиками, а в будни читала и писала эссе, но завершала их часто уже за бутылкой вина. С каждым годом ситуация усугублялась. Когда окружающие стали меньше пить и тусоваться, я стала пить еще больше и ходить на вечеринки одна.

Я месяцами не выезжала за пределы центра Лондона. Годы проходили как в тумане, я всё время чего-то ждала: когда наступят выходные, когда напечатают мою статью, когда пройдет похмелье. Мной управлял алкоголь. Пока другие упорно работали и спокойно приносили ночи в пабах в жертву карьере, я висела на телефоне, болтала о своих нереализованных амбициях и опустошала банки с пивом, стараясь открывать их бесшумно.

На этой фотографии он застал меня врасплох. Он говорил, что у меня часто бывает этот непостижимый, невероятно грустный вид.

В очередной раз отправляясь на новую временную работу незнакомым автобусным маршрутом, я размышляла над тем, смогу ли когда-нибудь почувствовать себя здесь как дома или так и буду чужой. Целыми днями я была рассеянной, меня переполняли невысказанные мысли. Ночью я упиралась ногами в стену и чувствовала, что падаю. Случались вспышки счастья, дикой, искренней радости от приятных и завораживающих мелочей жизни. В такие моменты я чувствовала, что мне везет, но длились они недолго. Очередное похмельное воскресенье я проводила, укутавшись в одеяло, с размазанными тенями и тушью, где-то далеко грохотали двери, а тем временем на Оркни качались бесконечные темные волны и небеса озаряло северное сияние.

Порой часа в два-три ночи, если выпитого не хватало, чтобы уснуть, я выбиралась из квартиры. Не включая свет, я стаскивала велосипед вниз по узкой лестнице, пробираясь на ощупь, и выскальзывала на улицу. Ночной воздух приятно освежал после духоты отапливаемой квартиры и жара от близости чужого тела. Воздух был прохладным и чистым, как мой разум.

На велосипеде я никогда не грустила. У меня не было ни фар, ни шлема, и я выучила расположение всех круглосуточных магазинов, где продавали алкоголь, в радиусе восьми километров от дома. О, эти флуоресцентные оазисы в спящем городе…

На светофорах я останавливалась и ждала, готовясь снова нажать на педаль, выплеснуть свою энергию. Заворачивала за угол, навстречу ветру. Преодолевала Хакни-роуд, съезжала на Бетнал-Грин-роуд. Дороги были пусты, только я, одинокие такси и ночные автобусы. Однажды я напугала кошку, и та понеслась по еще не отвердевшему бетону, навсегда оставляя на нем отпечатки своих лапок.

Канал мог многое рассказать о городе. Никогда еще я не видела такого низкого уровня воды. Кроме привычных банок и пакетов теперь на дне виднелись цифровой фотоаппарат, пила, какой-то цитрус, велосипед BMX. Я вращала педали всё быстрее, на меня летели насекомые и ветки. По темной воде плыл распухший труп лисы.

В мае, в свой день рождения, я катила на велосипеде с разноцветными гелиевыми шарами, привязанными к седлу, и букетом в корзине по прямой от офиса через Лондонский мост, Сити, Шордич и Хакни-роуд домой – сказать ему, что меня уволили. Это был час пик, воздух был теплым от выхлопных газов машин, водители фургонов сигналили и что-то кричали мне – всё было совсем не так, как ночью, когда я ездила быстро и без помех.

Я старалась не думать обо всех тех местах, откуда меня выгнали, и обо всех разочарованиях. Становилось всё теплее. Фургоны развозили завтрашние газеты и хлеб в полиэтиленовых пакетах. Я попала на зеленую волну светофоров. На автобусной остановке пытался протрезветь красивый парень в шляпе-цилиндре. В небе реял полицейский вертолет, но искали копы не меня. Я глубоко дышала, пытаясь вобрать в себя этот вечер, осознавая, что скучала по небу.

Крутя педали, я силилась не потерять это ощущение побега. Всё было совсем так же, как в мои подростковые годы, в тот вечер, когда полная луна так соблазнительно отражалась в море, что я вышла из дома и отправилась на пляж. Мне не нужен был фонарь – его заменяла отражающаяся в лужах луна. Был высокий прилив, волны бурно бились в заливе. Я укрылась от ветра за песчаной дюной и любовалась идеально круглой луной, свет которой отражался на волнах блестящей дорожкой. Я оглянулась назад, на ферму. Темный остров освещали лишь луна, звезды, свет в окнах уютных домиков, короткая вспышка моей зажигалки, а потом красный огонек сигареты. Возвращаясь домой, я видела на фоне залитого лунным светом облака очертания гусиного клина.

⁂

Одной теплой ночью мне в голову пришла сумасшедшая идея к рассвету добраться до Хэмпстедской пустоши. На тропинке вдоль берега канала я слишком быстро вращала педали и, поворачивая под мостом, потеряла управление: руль вильнул вбок, я разрезала щекой воду, и вес велосипеда утянул меня вниз. Несколько долгих секунд, как в замедленной съемке, я не могла вынырнуть, а затем наконец выбралась, вся мокрая, на берег, где лежала потом и глотала воздух, как рыба. Правую туфлю я потеряла в канале.

Я вытащила из воды велосипед, затем дневник, отжала его. Я пришла домой, к нему, вся в крови, в одной туфле, плача и ведя велосипед за собой. Его терпение подходило к концу.

Говорят, живя в Лондоне, ты всё время ищешь или работу, или жилье, или любовника. Я и не представляла, как легко и быстро можно потерять все три компонента разом.

Проснулась я в слезах. На календаре было первое мая, а значит, мне полагалось быть счастливой и полной надежд, но той ночью какое-то темное беспокойство пробралось в комнату и проникло в мои сны. Хотя я и понимала, что разрыв грядет, но всё же не думала, что это случится именно сегодня. Не предупредив меня, он взял отгул, чтобы собрать вещи, отделить свои тарелки, бумаги и одежду от моих, расплетая наши жизни, переплетшиеся за два года. Вернувшись с работы, я обнаружила в доме только свои вещи и опустевшие пыльные полки.

Когда он ушел, я целую неделю провела в квартире одна. Рабочие дни пролетали как в тумане, на автомате. Меня предупредили об увольнении, я отрабатывала положенный срок. Наша спальня была разгромлена: мебель кое-как переставлена, на стенах строки из стихов, на полу книги и россыпь фото. Снимать эту квартиру одна я не могла себе позволить.

Я швырнула о стену яблоко, и оно так и гнило на полу, пока он в один прекрасный день не вернулся, чтобы убрать дом и подготовить его к приезду новых жильцов. Он сказал мне, что этот раз будет последним, и потом я собрала скотчем волосы с его груди, которые прилипли к моему пупку, и вклеила их в дневник.

Он воспользовался запасным выходом. Он никогда не собирался связывать свою жизнь с сумасбродкой, лазающей по телефонным будкам. Я просто к нему пристала, как колготки к белью в прачечной.