– Игнатьев не сказал?

– Нет. Мол, приезжай, если сможешь, причем один. А мне и не с кем. Я же детдомовский. Семьей не обзавелся. Рано еще. Хорошо, хата есть.

– Вот и меня он попросил без жены приехать, хотя Ольга и Мария в хороших отношениях. Почему?..

Бывший связист разведгруппы пожал плечами.

– Не знаю, Юрий Павлович. Может, он хочет сказать нам что-то такое, чего не должны знать даже близкие?

Колтунов внимательно посмотрел на Синицына.

– Да, похоже на то.

– А вон и автобус похоронной конторы подъехал.

– Идем!

Из автобуса первым вышел Игнатьев, увидел друзей, шагнул к ним, пожал руки.

– Вот, мужики, какая беда у меня.

– Что сказать, командир? – проговорил Синицын. – Примите соболезнования.

– Спасибо. Вы в храм проходите. Я Маше помогу.

– Она плоха? – спросил Колтунов.

– Не то слово, Юра. Сам увидишь. Все, я пошел. – Игнатьев вернулся к автобусу.

Четверо крепких молодых парней вытащили из автобуса дорогой гроб и понесли его в храм. Потом Роман под руку вывел на воздух жену.

Ее было не узнать. Маша, жизнерадостная и веселая красавица, постарела лет на десять. Ее безграничную скорбь не скрывала даже довольно плотная черная вуаль.

Колтунов вздохнул.

– Плоха Маша. Интересно, есть здесь врач? По-моему, ей нужна помощь.

– Наверное, есть.

Колтунов и Синицын прошли в храм. Парни из ритуальной службы установили гроб на два табурета, но крышку почему-то не сняли. Наверное, на то были веские основания.

Церковь постепенно заполнилась людьми. Священник начал читать молитву. Уже через пять минут в храме стало нечем дышать.

Колтунов смотрел на Марию. Она была неестественно бледна, застыла и глядела на гроб. Игнатьев поддерживал ее.

Колтунов шепнул Синицыну:

– Ты как хочешь, а я на улицу. Не могу оставаться здесь.

– Я с вами.

– Давай, только тихо, не привлекая внимания.

Бывшие сослуживцы вышли из храма. Жара на улице после церкви показалась им освежающей прохладой. Юрий расстегнул ворот рубахи, достал пачку сигарет, выбил одну, прикурил.

Какая-то старушка недовольно проговорила:

– Отошел бы в сторону, к урне. Для кого ее поставили? Собирай после вас окурки!..

Колтунов и Синицын, не пререкаясь, отошли к урне, стоявшей рядом с биотуалетом.

– Терпеть не могу похороны, – сказал Колтунов.

– А кто может? Но надо. А почему гроб-то закрыт?

– Не знаю, а спрашивать сейчас нельзя. Роман потом сам скажет. Представляю, каково сейчас ему и Маше. Особенно ей. У нее в лице ни кровинки. Выпить бы, да где взять?

– У меня пузырь есть в тачке, Юрий Павлович, да только вы за рулем. На поминках выпьем.

– Конечно. А народу-то сколько собралось, заметил?

– В этом нет ничего странного. Тут друзья по школе, университету и по спорту.

Из храма начали выходить люди.

– Закончилось, что ли? – проговорил Колтунов.

– Похоже.

– Пойдем ближе к автобусу.

Колтунов и Синицын подошли к Игнатьеву, который передал жену каким-то женщинам, у одной из которых при себе была аптечка.

– Не могу, парни, душу рвет. – Игнатьев распахнул пиджак. – Дышать нечем.

– Может, Марии Львовне не надо идти на кладбище? – сказал Синицын.

– Сам-то подумал, что ляпнул? – заявил бывший майор. – Мать не предаст сына земле?..

– Она еле передвигается, Рома, – поддержал солдата Колтунов. – У могилы может произойти все, что угодно.

– Пойди и предложи Маше поехать домой.

– Не домой, Рома. Ей в больницу надо.

– Даже и думать об этом нечего. С женой врачи и медсестра. Если что, окажут необходимую помощь. Тачек валом, чтобы быстро в больницу отвезти. – Игнатьев поднял голову к небу. – За что Бог так наказал меня? Взял бы мою жизнь! Зачем сына отнял?..

– Успокойся, командир. – Колтунов обнял друга. – Надо держаться.

– Надо! Хотя бы для того, чтобы… – Он осекся. – Но об этом позже. Значит, программа такая. Сейчас на кладбище, там прощание, священник предаст земле, могила, венки, цветы. Затем все в кафе, это недалеко от дома. Долго сидеть там не будем, да и Маша не сможет. Помянем, пойдем ко мне. Вы, как я понимаю, на машинах?

– Да, – одновременно ответили Колтунов и Синицын.

– Перед тем как идти в кафе, заедете прямо ко мне во двор. Я все покажу. Как вернемся, подберем место, поговорим.

Колтунов кивнул.

– Добро!

– Все, я к жене и в автобус. Вы на кладбище.

– А где цветов-то можно купить? – спросил Колтунов. – Я думал венок взять, но на выезде, где раньше этого добра валом было, сейчас поставили забегаловку.

– Я взял цветы и венок, Юрий Павлович, – сказал Синицын. – Поделюсь.

– Ладно. Давай, Рома, ступай, зовут.

Церемония на кладбище затянулась часа на два. Очень много было людей, желающих проститься с Максимом. В основном парней и девушек.

Мария держалась стойко, хотя было заметно, каких усилий ей это дается. Ее не пришлось оттаскивать, как это нередко бывает.

Только в момент, когда работники ритуальной службы опускали гроб в могилу, она потеряла сознание и едва не упала в яму. Мужчины, стоявшие рядом, поддержали ее, а докторша с медсестрой тут же начали оказывать помощь. Маша пришла в себя, когда уже был насыпан могильный холмик и поставлен крест.

Игнатьев расплатился с похоронной командой, усадил Марию в свою «Тойоту».

К месту захоронения подъехал черный «Шевроле».

Из него вышел майор полиции, подошел к Роману и сказал:

– Извини, старик, не смог в храм приехать, да и сюда опоздал. Начальник задержал.

– Ничего, Костя, бывает.

Майор положил цветы поверх венков, вернулся к Игнатьеву.

Тот спросил:

– Узнал что-нибудь?

– Только начал работу, загрузил кого надо. Пока информации нет. Как будет, немедленно сообщу.

– Хорошо. В кафе на поминки поедешь?

– Ненадолго, Рома. Сам понимаешь, служба.

– Понимаю. Езжай тогда за всеми.

– Да знаю я, где это кафе.

– Ну да, конечно. – Полицейский скрылся в толпе.

– Кто это? – спросил Колтунов.

– Костя Ларионов, заместитель начальника городского отдела внутренних дел. Мы с ним в дружеских отношениях.