класса, что на первый взгляд звучит просто, вот только совсем другая система, названия теорем и принцип построения самой науки настолько различались с привычной мне арифметикой, что пытаясь произвести впечатление на отца мне пришлось всерьёз корпеть над многочисленными свитками и трактатами, продираясь сквозь местную мешанину из высокой авторской мысли и нужными знаниями. Второй проблемой стало то, что у местных очень многие алгоритмические закономерности были привязаны к натуралистке, астрологии и нумерологии, что тоже добавило проблем. Про долгое привыкание к совсем другой, не арабской системе цифр, я вообще молчу.

С письмом тоже возникли проблемы. Тем кто всю жизнь учился писать гелиевыми или шариковыми ручками, а во взрослой жизни вообще перешел на компьютер, не понять ту боль, когда ты первый раз взял в руки кисть и попытался ей что-то написать. Во-первых, это совсем другой хват, непривычный простому человеку 21-го века. Во-вторых, это новая вводная. Толщина линий. Я когда впервые понял что теперь и за силой нажатия кисти нужно следить чуть старый добрый русский мат вслух не вспомнил. А в третьих — попробуй нормально попиши детскими ручками. Местные вообще каллиграфией начинали заниматься максимум лет в 6–7, а не в 4. Но как говорится — мышка кололась, материлась, но продолжала портить бумагу и тратить впустую чернила.

Про музыку вспоминать тем более не хотелось. Для благородного и состоятельного гражданина царства Земли, было обязательно владеть хоть каким-нибудь таким же благородным музыкальным инструментом. В случае мужчин это была пипа — традиционный для земляников музыкальный инструмент, внешне чем то похожий на гитару, да простят меня Джими Хендрикс и Курт Кобейн.

Сама по себе она имела длинный гриф с плоскими струнами, расположенными над деревянным корпусом в форме груши. Верхнюю часть обычно украшали изображением кротобарсука, одного из главных символов царства Земли, а сам корпус изготавливали из лакированного дерева.

Для игры на этой, простите за мой французкий, фигне нужно было использовать специальные палочки или пальцы, которыми нужно поочередно стучать или скользить по поверхности инструмента, издавая необходимые звуки. Как говорила моя му… кхм, учительница, игра на пипе позволяет проявить всю свою музыкальность, создавать удивительные звуковые композиции и вовлечь себя в увлекательный мир музыки.

Вот только для меня, любителя хорошего классического рока, с громкими и яростными рифами, пипа была как попса для ярого фаната Металики или Тупака. Пыточным инструментом. Добавим к этому отсутствие слуха, перешедшее со мной из прошлого мира, мелкие и непослушные пальцы и полное непонимание в начале, чего от меня хочет учитель, получится такая гремучая смесь, что не будь я менее упрямым и не желай портить с трудом наработанную репутацию гения, то просто бы плюнул на все это. Но, как говорится, терпение и труд все перетрут.

При этом не стоит забывать что у нас здесь псевдо-Восток. С его восточным деспотизмом и восточным отношением старшего к младшему. Так что мои учителя, и по счету, и по письму, и по музыке, не считали зазорным бить меня по плечам розгами, если я хоть где-то косячил. Для них ведь тоже было важно стать учителями гения, получая за это репутацию и почет. Так что сдерживать себя в ударах, не смотря на мою молодость и на положение семьи Бейфонгов, они не считали нужным.

Но в любом случае нужно сказать им спасибо — сомневаюсь что без их «наставлений», у меня хватило бы сил и мотивации продолжать этим заниматься. А сейчас вон, даже удовольствие от этого начал получать.

Единственное, с чем у меня не возникло проблем так это с ездой на страусовой лошади.

Буду честен, когда я увидел этого гибрида коня и страуса, у меня возник лишь один вопрос — какого черта она так называется? Сама птичка вопросов не вызывала, ведь еще с музеев и уроков биологии прошлого мира я помнил вымерших гигантских птиц, например моа и эпиорнисов. Но само название… признаться, когда я более-менее выучил язык и понял словообразование названия этой птицы, то немного запутался. По отдельности иероглифы Туо (鸵) и Ма (马) не значили ничего, в этом мире не было ни страусов, ни лошадей, и лишь при объединении и добавлении иероглифа Ниао (鸟) после первого получалась понятная всем страусовая лошадь.

Учитель письма на мой вопрос почему так, сам лишь пожал плечами и сказал что не знает. Так было всегда, от начала времен и поныне. Традиция.

Это стало одним из вопросов, которые я записал в свой блокнот и отложил в долгий ящик, продолжив обучение верховой езде.

Которая оказалась гораздо легче, чем я думал. Страусиные лошади были очень спокойными и послушными животными, слушающимися любых команд и способными на выполнение самых разных трюков. На моих глазах двое наших стражников на них прыгнули на высоту десяти метров, а потом спокойно, без особых проблем, приземлились обратно (п. а я ничего не употреблял, момент взят из 1ой серии 2-й книги).

У меня тогда чуть глаза на лоб не вылезли. За одну такую возможность в любой момент так подпрыгнуть эти животные в моем личном рейтинге обогнали лошадей с огромным отрывом. Правда, позже я узнал что это был особая, выведенная для войны порода страусиных лошадей, достаточно тяжелых в выращивании и уступающих своим собратьям в выносливости. Их использовали только в армии и солдатам, для их использования, нужно было пройти достаточно серьезную подготовку.

Про самый большой минус этих животных, очень большую пугливость, тоже стоит упомянуть.

Но не смотря ни на что, обучение верховой езде проходило гладко (не смотря на то, что мне пока позволяли ездить только на детеныше) и теперь, спустя почти два года, меня начнут обучать двум оставшимся искусствам, которые магам земли преподаются совместно.

Путь земли и ее покорение.

— Для меня тоже честь учить маленького гения семьи Бейфонг. — Голос у мастера Вея был под стать внешности. Низкий и глубокий. С таким звучанием ему на Земле было суждено петь госпелы, а здесь он преподаватель в одном из самых престижных учебных заведений во всем Царстве. Сам он очень долго и внимательно меня рассматривал, водя глазами от носков дорогих кожаных туфлей, до глаз, смотрящих на него твердо, но с уважением и почтением. Ведь зная местных, они от неправильного взгляда могут оскорбится и уйти в закат. — Занятия начнутся с завтрашнего дня, на рассвете. Не опаздывай.

— Слушаюсь, мастер. — Еще раз поклонился мужчине и, бросив взгляд на отца, который едва заметно кивнул, покинул комнату. Я знал, что мастер Вей