Книга монахов стала для меня открытием. Я узнал, почему в юном возрасте собаки склонны к деструктивному поведению и что для Лу основной проблемой является то, что он неуверенно чувствует себя по ночам в одиночестве. Прежде чем я забрал его с собой, он все дни напролет проводил в стае. Я оказался единственной заменой братьев, сестер и родителей – и, конечно, меня одного ему не хватало.

Новую клетку Лу я поставил у своего письменного стола, на том же месте, где раньше была его лежанка. Набрав полную пригоршню вкусняшек, я влез внутрь, так что наружу торчали только ноги. Лу протиснулся следом и улегся рядом со мной: ему явно понравилось играть в сардинок в банке. Я начал скармливать ему лакомства, гладя по голове и объясняя, что теперь у нас все будет по-другому: он станет есть и спать в клетке, а крушить дом отныне запрещено. Он пофыркал и обслюнявил мне шею, а потом пару раз постукал лапой по голове, точно проверяя, созрел этот плод или еще рано.

Первый дрессировщик, которого я пригласил, приехал часом позже на сером пикапе. Сзади бесновались три питбуля, явно мечтавшие вырваться на свободу и кого-то загрызть. Лучшую рекламу для собачьего воспитателя трудно было представить.

Лысый мускулистый мужик в полосатой футболке и в джинсах вылез из машины. На двери красной краской было намалевано «Школа дрессуры». У мужика на шее красовалась татуировка с крылатым питбулем, сжимавшим в пасти окровавленного козла. У питбуля был заостренный хвост и дьявольские рожки.

– Так вот кто пытается выесть тебя из дома! – У него был сильный русский акцент. От него пахло томатным супом и собачьей мочой.

– Да, это Лу.

– Ля – Юрий Примаков. – Он пожал мне руку так крепко, что кольцо, которое я носил на безымянном пальце, врезалось и содрало кожу. – Пошли внутрь, посмотрим, что к чему.

У меня появилось ощущение, что мы с Лу вот-вот станем жертвами маньяка-убийцы. Я прикрыл сетчатую дверь, но основную на всякий случай оставил открытой. «Возможно, это чокнутый сталинист, ненавидящий капиталистов, – подумал я. – Интересно, он использует питбулей для убийства?»

– Хорошо тут у тебя. Новым ковром пахнет. О, и клетка совсем новенькая в углу, – обрадовался он, носком ботинка открывая пластиковую заслонку.

Юрий прошелся по дому. Лу потыкался носом ему в штанину и запомнил запах питбулей. Пройдет еще пару лет, Лу наберется опыта и заматереет. Тогда он еще вспомнит этот запах.

Юрий извлек из заднего кармана кожаный поводок и прицепил к ошейнику Лу.

– Слушается хорошо? – спросил он, проводя Лу по комнате.

– Нормально. Стоять и лежать пока что не соглашается. Но у нас основная проблема в том, что он все грызет.

Лу тем временем смотрел на меня, как на Иуду. Ни один человек, кроме меня и Нэнси, никогда не брал его на поводок.

– Вопрос контроля и отношения, дружище. Ты должен с ходу им дать понять, кто тут главный. Так заведено у волков. – Он фланировал по гостиной, как Хрущев на прогулке. – Сильный волк порвет другого волка в клочья просто за то, что тот криво на него посмотрел.

– Правда?

– А то! По опыту знаю. Я, знаешь, сколько в Сибири жил!

Я представил себе его в меховой шубе с сосульками на носу, с куском кабаньего мяса в руках.

– Надо быть сильным, иначе порядка не будет, будет хаос. Ты же не хочешь стать своему псу подстилкой, правда?

Юрий потащил Лу за собой по комнате, как загарпуненного. Лу взвизгнул, потом затормозил и ловко выскользнул из ошейника. Юрий попытался его схватить, но Лу увернулся от загребущих ручищ и прошмыгнул наружу.

– Во лает!

– Он очень умный, – подтвердил я с гордостью.

Лу сидел на съемной крыше пикапа и вылизывал лапу, как пума. Питбули ритмично бились лбами изнутри, и с каждым ударом Лу слегка подпрыгивал. Юрий, схватившись за голову, ринулся к машине. Алюминиевый тент уже опасно выгибался кверху.

– С ним так нельзя!

– Домой, Лу, – скомандовал я и открыл дверь. Лу спрыгнул сперва на капот, потом на землю и завилял хвостом. Три оскаленных морды жались к стеклу, похожие на громил в телефонной будке. Лу забежал в лом и спрятался в клетке, которая теперь стала его личным убежищем. На всякий случай я закрыл дверцу, опасаясь, что Юрий выпустит своих монстров, но когда вышел из дома, он уже заводил машину. Я проводил его взглядом. Адские псы без умолку лаяли друг на друга, алюминиевая крыша бугрилась, как котелок.

– Таких дрессировщиков сажать надо, – заявила мне Чандра. Она сидела на ковре по-турецки и кормила Лу индейкой. Он устроился рядом, зачарованный бесплатным угощением. Чандра (она сказала, это значит «богиня») несколько лет занималась воспитанием собак и была приверженцем «позитивной методы». Это была самая крупная женщина, какую я когда-либо видел. Она весила не меньше 250 фунтов и казалась бескрайней, как космический корабль. Лу не мог отвести от нее глаз.

– Нельзя подвергать собак стрессу. Представь, как дрессируют косаток, их же нельзя наказывать – нужно просто вовремя давать им рыбу.

– Хочешь чаю? – спросил я. Если кто-то и был способен к чему-то принудить косатку, Чандра наверняка бы справилась, я в нее верил.

– А особый индийский у тебя есть?

– Особый?

– Да, со специями. Это вкусно.

У Лу вся морда была в индейке. Он был пьян от мяса, как от вина, и радостно улыбался. Не помню, чтобы в книгах учили воспитывать собак, обладающих деструктивными наклонностями, с помощью обжорства.

– Надо будет попробовать, – сказал я. – Но пока у меня только «липтон».

– Тогда спасибо, не надо.

– Так что там косатки?

– С ними можно использовать только позитивные методы.

– Это потому что они убивают китов?

– Неважно. Вернемся к Лу. Пойми главное: перед тобой маленький щенок, который растерян, он не понимает, чего от него хотят. Наверное, в лесу он привык, что грызть можно все – палки, шишки, камни, что захочется. Никаких запретов. А теперь он в ломе, и тут все это… барахло. – И она пренебрежительно обвела комнату мощной дланью.

– И как сделать, чтобы он не ел мои вещи?

– Для начала не думай о них как о «своих вещах». Это и его вещи тоже.

– Серьезно?

– Конечно. Собаки по природе коммунисты.

Я вспомнил Юрия.

– Правда?

– Ну да. Вспомни волков, у них же в стае все общее. – Я опять вспомнил Юрия. Коммунисты и язычники сговорились против нас с Лу и медленно сжимали кольцо.

– То есть если я перестану считать эти вещи своими, он перестанет их жрать?

– Лу ощутит, что ты больше не проявляешь свою собственническую натуру. Тогда эти вещи перестанут представлять для него ценность, и он утратит к ним интерес. Совмещай это с отвлекающим обучением, и все наладится.