– Что-то тут не так. Что именно, не пойму, но не так…Какой-то он не такой… – сказала она с сомнением.

Нерешительно протянув руку, Радулга коснулась запрокинутоголица. Вернее, почти коснулась. В последний момент пальцы встретили незримуюпреграду. Нервно облизав губы, Радулга попыталась еще раз. Ирка увидела, какнапряглась ее рука, точно стягивала что-то. Послышался хлопок, и мужчина сутиным носом исчез. Теперь на асфальте, вытянувшись, лежала высокая худаястаруха.

– Полуночная ведьма? – неуверенно предположилаИрка.

Радулга оглянулась на нее и, не отвечая, потянула незримуюмаску на лице старухи. И вновь что-то хлопнуло. Теперь у ее ног лежал пареньлет двадцати пяти. Небольшого роста, мускулистый, сухощаво-крепкий, с округлойбородкой.

Радулга коснулась его лица, убеждаясь, что магических масокбольше нет. Едва она отняла руку, как тело вспыхнуло. Валькирия ужасающего копьярезво отскочила, спасая глаза от сухого жара. Мгновение – и на асфальте осталсялишь пепел.

– Тройной морок. Кто-то очень хотел, чтобы убийцу неузнали… – сказала Радулга. – И все же это был не страж. Человек.

– Но откуда магическая маска и заклятие уничтожения? –усомнилась Хола.

Радулга дернула плечом.

– Откуда я знаю, откуда! – заявила она, и от этогодвойного повторения досада в ее реплике многократно усилилась.

– Но что-то же позволило тебе определить, что это былне страж!

Радулга нахмурилась, вспоминая. Ее густые брови слились водну.

– А, да! Эйдос! – сказала она.

– У него был эйдос? – с недоверчивым ужасомпереспросила Бэтла.

На ее толстом лице дрожала обида. Валькирия сонного копья нестеснялась плакать – с судорожными всхлипами и так многослезно, что лицо у неестало как после умывания. Не только глаза и щеки – даже лоб и шея загадочноухитрились намокнуть. Бэтлу совсем не волновало, как она выглядит.

Ухоженные и продуманные до кончиков ногтей, Ильга и Холапоглядывали на Бэтлу с укором. Даже в горе они были стерильно-прекрасными иуместно-печальными, точно сотрудницы центрального офиса на похоронах главногоакционера компании.

Не глядя, Бэтла протянула руку. Правильно истолковав жест,ее оруженосец принялся озабоченно рыться во внутреннем кармане. Для этого емупришлось распахнуть пиджак, продемонстрировав окружающим продуктовый патронташ.Внутренний карман оруженосца оказался глубоким как овраг. И таким же безмерновместительным.

Оруженосец достал две пачки чипсов, затем целую пирамидупластиковых стаканчиков и, наконец, вскрытую упаковку одноразовых салфеток. Всалфетки была предусмотрительно заправлена плитка шоколада. Так, с шоколадомвнутри, они и перекочевали к хозяйке. Бэтла стала вытирать глаза, обнаружилашоколад и принялась его машинально есть, подсаливая капавшими слезами.

«Прям целый набор для утешения рыдающих женщин. Умныймужик!» – подумала Ирка.

– Да, – точно очнувшись, подтвердилаРадулга. – Эйдос у него был… Но неправильный. Я видела, как он вспыхнул исгорел вместе с телом!

– Эйдос сгорел? Не верю! Нормальный эйдос и в атомномреакторе не расплавишь! Он что, был гнилой? – со своей обычной дотошностьювстряла Ильга.

Радулга захрустела пальцами. Она была раздосадована, какраздражаются плохо выражающие свои мысли люди, когда им требуется описатьчто-то сложное, с полутонами, причем описать предельно точно, без ошибки.

– Не гнилой. Вполне нормальный эйдос, но… э-э… выпитый.Бесцветный, тусклый, мертвый, – отыскивая слова, сказала Радулга.

Фулона наклонилась и посмотрела на пепел, в которыйпревратился убийца Филомены. Ей достаточно было одного взгляда.

– Переселенец, – жестко поставила она диагноз.

– Кто-кто? – недоуменно переспросила Ирка.

Фулона не ответила, зато Бэтла вполголоса пояснила:

– «Переселенцем» мы называем тело, в которое вселилисьи использовали. Даже если бы Филомена не бросила копье, этот парень был уже нежилец. Тело все равно распалось бы, когда вселившийся оставил бы его.

– Вселившийся кто? – спросила Ирка.

Радулга удивленно уставилась на нее, и Ирка почувствовала,что вопрос был глупым.

– Хочешь сказать, он придумал убить не сам? –уточнила Ирка, вновь допуская досадный промах.

– Придумал убийство Каин. Ему первому (и то поподсказке!) пришла в голову эта оригинальная мысль. Все остальные в большей илименьшей степени занимались плагиатом, – вместо Радулги ответила Фулона.

Валькирия золотого копья выпрямилась и повернулась к Ирке.Ее лицо испугало Ирку больше, чем искаженное гневом лицо Таамаг. Оно быловластным, требовательным.

– Не верь мраку! Никакому! Никогда! Мрак подл, дажекогда помогает тебе и якобы желает добра. И главное: никогда не люби слугмрака, какими бы хорошими они ни казались. Они не принадлежат себе. Их душамиуправляет тьма.

У Фулоны нетерпеливо дернулась щека. В ее зрачках метнулисьдалекие автомобильные фары. Шорох шин пронесся и заблудился в путаных колодцахдворов.

«О ком это она? О Багрове? О Мефодии?» – рассеянно подумалаИрка.

– Ты валькирия-одиночка! Понимаешь? Что бы на тебе нилежало, ты одиночка, у которой есть светлая сторона! – настойчивопродолжала Фулона.

Ирка ощутила: валькирия золотого копья умеет вдохнутьуверенность в сомневающийся мир. Всем богат этот мир. Одного ему не хватает –веры.

Ирка кивнула, по-прежнему мало понимая, от чего еепредостерегают. Фулона ободряюще улыбнулась, что-то негромко сказала Таамаг,бережно державшей Филомену, и они исчезли вместе. За ними поспешнотелепортировали другие валькирии. Бэтла и Гелата едва успели попрощаться сИркой.

– Заходи как-нибудь ко мне! – крикнулаБэтла. – Я тебя люблю! В конце концов, какое Ламине дело, почемувалькирия-одиночка – одиночка? Чего она лезет, ну скажи, чего? И к пажу моемутоже, между прочим, пристраивается…

Бэтла растаяла, а через секунду улетучился и ее заботливыйоруженосец, которого ехидный Антигон из-за его страсти к вкусным макаронам«Макфа» давно прозвал «макфаносцем». Сама же Ирка давно называла его по-другому– «папа-птиц». «Папа-птиц» – это оттого, что оруженосец Бэтлы представлялся ейв виде воробья, который тащит в клюве червяка для своего далеко не худенькогоптенчика.