– Не буду притворяться, будто не разбивал фонарей, – сказал он с напускной смелостью. – Но сделал я это не ради денег и не чтобы развлечься. Я просто не мог этого не сделать.

«Дразни их любопытство. Удерживай их внимание».

– Хочешь сказать, тебя кто-то заставил? – спросила женщина, заглотившая наживку.

Ему было трудно прочитать ее мысли. Судя по акценту, она была родом не с Ледиз-Крейва, но все же не издалека. Может, с одного из ближайших островов? Выражение ее лица было наигранно удивленным, тон – слегка насмешливым. Если повезет, она продолжит задавать вопросы. Только в этом случае у Харка оставался лучик надежды.

– Нет, – ответил он. – Идея была моей. Конечно, глупая была задумка, я знаю. И тогда знал. Но иначе поступить я не мог.

«Притормози. Оставь объяснения на потом. Пусть гадают».

– Я бы ни за что не сделал ничего подобного только ради смеха, – поспешно добавил он. – Вы видели ту скалу? Не всякий полез бы на нее по своей воле. А вы? Вы забрались бы? – Теперь он говорил, обращаясь к женщине.

«Только не клади все яйца в одну корзину. Говори громко, чтобы слышали даже в задних рядах. Время от времени посматривай на других».

– Мне пришлось подняться на самую вершину той скалы. В темноте. Под дождем. Там камнем из рогатки я разбил первый фонарь. – Он на секунду опустил глаза и смущенно пожал плечами. – Я знал, что стража обязательно явится, поэтому не мог бежать по утесу к следующему маяку.

Поскольку Харку вменялось в вину уничтожение двух фонарей, можно было надеяться, что аукционист понятия не имеет о том, как все происходило. Что фонари были разбиты почти одновременно, с интервалом всего в несколько секунд. Он вполне мог рассказать историю, не упоминая о Джелте и людях Ригг.

Харк мельком взглянул на веснушчатую девчонку в первом ряду. Ее большие глаза по-прежнему были устремлены на него, словно она пыталась проникнуть в его мысли.

– Там есть карниз, который проходит под выступом. Ширина этого уступа местами всего в ладонь.

Харк немного развел руки, чтобы показать эту опасную ширину.

– Скользкий. И крошится. Но другого пути не было. В дюйме от меня – обрыв высотой триста футов. Дождь заливает глаза, ветер пытается свалить в пропасть, соскрести с карниза, как устрицу из раковины…

Владелец шахты нетерпеливо заерзал на месте. «Многовато описаний, – одернул себя Харк. – Слишком красноречиво».

– Трижды я чуть не свалился, – поспешно продолжил Харк, – потерял рогатку. Не мог попасть во второй фонарь, так что пришлось подниматься на металлическую, скользкую от дождя башню и сбросить второй фонарь.

Он помедлил, надеясь, что слушатели вспомнят высоту башни и оценят его упорство и ловкость.

– Тебе следовало ответить на вопрос леди, – отрезал аукционист, – а не тратить наше время на твою бессвязную и слишком детальную исповедь.

– Знаю, знаю, – поспешно согласился Харк. – Я хочу сказать, что не пошел бы на такой риск, не будь у меня веской причины. – Он глубоко вздохнул и продолжил: – Нет, никто меня не заставлял. Даже не просил. Но кое-кому было необходимо, чтобы я сделал это.

Брови некоторых покупателей вопросительно приподнялись – хоть какой-то намек на заинтересованность.

– Я вырос в приюте, – начал он.

– Вот это сюрприз! – крикнул шахтовладелец.

Многие покупатели усмехнулись, переглянувшись. Большинство подкидышей и осиротевших детей на Ледиз-Крейве оседали в приюте, и многие покинули его юными многообещающими мошенниками.

– Прекрасное место, не так ли? – быстро нашелся Харк и криво улыбнулся.

«Не позволяй им сбить тебя. Крепче держи поводья».

– Возможно, кто-то тоже вспоминает о нем. А сейчас… Само собой разумеется, я очень благодарен губернатору за великодушие. Но ведь порой мы обязаны и другим людям, не так ли? Тем, кто дает нам работу или еду.

Он не упомянул о том, что выдаваемой в приюте еды было маловато, чтобы выжить. Сейчас это было лишнее.

– Одна женщина иногда разбивала палатку в пещере неподалеку и продавала маринованные морские водоросли. Порой она кричала на нас и отгоняла, швыряясь камнями. Она была немного не в себе – скверный характер. Но иногда оставляла для нас еду на камнях.

Когда Харк был совсем маленьким, действительно была такая старуха. Он не знал, что с ней стало, но мысленно поблагодарил ее за то, что она вдохновила его на эту историю.

Кто-то из публики внимательно слушал. Другие нетерпеливо листали каталоги. «Не нужно слишком давить на жалость, – напомнил себе Харк. – Покороче».

– Думаю, за эти годы она совсем выжила из ума. Стала разбивать свою палатку в самых темных пещерах, какие только ей удавалось отыскать. Она не могла выносить свет маяков по ночам. Вы знаете, как это бывает.

Объяснять было ни к чему. В фонари сигнальных башен заливали воду Подморья, смешанную в нужной пропорции с рыбьим жиром, а в качестве фитиля использовали крохотные волокна боготовара. Такие фонари горели дольше и ярче, чем ворвань[4], но недаром их называли страхофонарями. Что-то в их свете неприятно действовало на нервы и заставляло сердце биться быстрее. Поколение Харка выросло с этими фонарями и привыкло к их воздействию, но люди постарше часто не выносили их и жаловались, что от их света у них бывают кошмары.

Старики, которые были свидетелями битвы богов, больше других ненавидели сигнальные башни. Они помнили этот тошнотворный пляшущий фиолетовый свет, мерцающий во тьме или едва скользящий по гигантским остовам кораблей.

– Как ее звали? – крикнула женщина с моноклем.

– Катя, – ответил Харк, не задумываясь. Ту старуху действительно звали Катей, к тому же имя было вполне распространенным. – Она ночует в разных уголках острова. Многие, должно быть, знают ее. Можете сами спросить!

Женщина подняла брови. «Да, – говорил ее взгляд, – но я не могу проверить правдивость твоих слов прямо сейчас, правда? Не могу удостовериться, что ты не врешь, пока не сделаю ставку».

Это соображение было единственным преимуществом для Харка. К счастью, аукционист ничего не знает о его деле, кроме того, что прочитал вслух. Покупателям придется самим решать, верить ли истории Харка. Если кто-то купит его, а потом обнаружит, что его обманули, – рассердится, конечно, но у Харка будет шанс снова заговорить им зубы.

– Так это Катя любезно попросила тебя погасить фонари? – спросила женщина в жакете все тем же недоверчивым тоном.

– Катя никогда ничего не делает любезно, мэм, – откликнулся Харк, с радостью заметив слабые улыбки на нескольких лицах: они поверили в реальность старухи. – Она даже умудряется выводить из себя местных мусорщиков. Орет на них и приказывает убираться с ее берега. Они прогнали бы ее или что похуже, если бы я не уговорил их оставить ее в покое. И… если бы они не видели, что она больна. – Он принял мрачный вид и пожал плечами. – Я понял, что она уходит.