Прочистив желоба, Харк поспешил вниз. Предстояло много работы. «Неужели действительно прошло три месяца?» – думал он, пробегая по темным узким коридорам. За это время он так привык к Святилищу, что больше не терялся в его узких и темных коридорах. Он даже почти перестал замечать запахи: сырости старого здания, едкого, жирного запаха мыла и выводивших из себя испарений купален. Поначалу ему казалось, что отсутствие свежего воздуха и тишина задушат его. Теперь это его не беспокоило. Точнее… возможно, тишина иногда донимала его. Если не держать ухо востро, ее липкая безнадежность впитывалась в кожу.

На кухне суетливые повара варили яйца и жарили огромные сковороды нашинкованных водорослей. Соприкоснувшись с горячим жиром, резиновые коричневые ленты превращались в сочный изумрудно-зеленый деликатес. Харк присоединился к другим слугам в желтых одеяниях, относившим блюда с горячей едой в большой обеденный зал с высоким куполом.

Обитатели Святилища по одному-двое рассаживались по всему залу в ожидании завтрака. Спокойные, тихие, смиренные. Многие по-прежнему были облачены в коричневые церемониальные мантии, не имевшие больше никакого значения.

Священники. Харк слышал о Святилище, когда рос на Ледиз-Крейве, поэтому пришел в ужас, стоило доктору Вайн объяснить ему, где он будет отбывать наказание. «Так вот где держат священников! Безумных стариков, потерявших рассудок в тот момент, когда умерли боги!» Не все священники оказались сломлены после Катаклизма. Некоторые ухитрились начать новую жизнь. Остальные, однако, были безутешны, из-за того что потеряли смысл существования. Святилище превратили в приют для тех священников, которые больше не могли заботиться о себе, это было их спасение от жестокого, непостижимого безбожного мира.

Харк вообразил себе психушку, полную бормочущих суетливых стариков с седыми, стоящими дыбом волосами. В реальности же все оказалось куда более размеренным и удивительным. Не все священники были преклонного возраста. Когда боги умерли, самые младшие были служками не старше Клая. Некоторые из тех, кто постарше, были не в себе, но периоды просветления длились довольно долго. Никто не бегал по Святилищу голышом и ничего не поджигал. Тем не менее в первую неделю работы в Святилище Харк возненавидел новую жизнь.

Поток обязанностей не иссякал от рассвета до заката и стал для него настоящим кошмаром. Другие слуги быстро сообразили, что он здесь новенький, к тому же младший и самый тощий, стоит внизу иерархии слуг и что его можно посылать мести полы, чистить туалеты, приносить воду и драить каминные решетки. Харк не мог подстроиться к местному распорядку и не знал всех ритуалов. Ему приходилось просить людей объяснять ему элементарные вещи. Раньше он никогда не был слугой, поэтому продолжал совершать ошибки и ломать вещи.

Кое-кто из священников оглох от старости или безумия, но они совсем не походили на поцелованных морем, которых прежде встречал Харк. Старики не носили серег, и никто, похоже, не понимал языка жестов, хотя Харк пытался разговаривать даже знаками, которые использовали на других островах. Большинство удалились от мира сразу после Катаклизма и не видели, как жители Мириеда стали поднимать боготовар с глубин моря, как поцелованных морем становилось все больше, а язык жестов распространялся по архипелагу. При этом священники пытались заставить Харка записывать под их диктовку. Когда он беспомощно глазел на бумагу и карандаш, они обычно раздражались и звали кого-то другого. Харк чувствовал себя бесполезным, уставшим, выбитым из колеи, поссорившимся со всем миром. Ему было не по себе. Он задыхался в помещении, где приходилось проводить почти все время. Он привык бегать, вопить в свое удовольствие, взбираться на скалы, бороться с порывами ветра, привык к мрачному серому небу над головой. Теперь его мир прикрыли сводчатым колпаком, и передвигаться ему приходилось медленно и тихо.

От самих священников ему тоже было не по себе. Они были скрытными и словно ушедшими глубоко в себя. К тому же высохшими, как крылышки мертвых насекомых. Кое на ком были метки из-за бесчисленных путешествий на дно моря, где они беседовали с богами. Некоторые мутации были особенно пугающими: мутный левый глаз в два раза больше правого или мизинец без плоти, который по-прежнему сгибался и разгибался по воле владельца.

Однако не это беспокоило Харка. Такие же странные метки он видел на Ледиз-Крейве у членов команд, занимавшихся подъемом грузов с затонувших кораблей. Больше всего его терзало чувство безнадежности, ведь окружавшие его люди были ужасно старыми. Даже священники среднего возраста казались старше своих лет. Они потеряли то, что никогда уже не вернут, стали живыми мертвецами, призраками, цепляющимися за воспоминания прошлого.

Харк же, наоборот, жил надеждой и привык искать любые возможности. Святилище шептало ему обратное: возможности могут исчерпать себя. Ты не сумеешь достичь своей мечты, ты состаришься, заболеешь, и все. Жестокий прилив жизни выбросит тебя на прибрежную гальку – мягкое, сломленное, беспомощное существо.

«Так беги», – произнес воображаемый голос Джелта в голове Харка. Харк представить не мог, что Джелт станет терпеть такую нудятину больше одного дня. Где сейчас Джелт? Его не было на аукционе, среди других осужденных, так что его, вероятно, не поймали. В своих ночных кошмарах Харк иногда видел Джелта, тот появлялся в Святилище и неизменно пытался спасти его. Джелт не поступил бы так опрометчиво, да ведь? Нет, конечно, нет. Дни шли, а от Джелта не было ни слуху ни духу.

Харк не мог понять, радоваться ему этому или нет. Он знал, что, если в самом деле сбежит, его поймают. Доктор Вайн рассердится и продаст его другому хозяину, и Харк все-таки окажется на галерах или рудниках. Но к концу первой недели, несмотря на эти соображения, он почти был готов рискнуть. Почти. Помешала беседа с доктором Вайн, напомнившая, что его купили не только в качестве слуги.

– Ты умный маленький хорек, – сказала она, – и потому скоро освоишься тут. Как только люди привыкнут к тебе и будут воспринимать тебя как должное, они перестанут обращать на тебя внимание, и ты сможешь делать свою настоящую работу.

У нее были на него большие планы.

– Если тебя научить кое-чему, ты сможешь быть мне более полезным. Ничего, впереди у нас три года. Я прикажу кому-нибудь обучить тебя азбуке, – пообещала она и ухмыльнулась при виде засиявших глаз Харка.

«От чтения мозги размягчаются, – всегда говорил Джелт. – Либо ты живешь в реальном мире, либо в книге. И, спрашивается, что такое эти книги? Всего лишь куча трухи, нацарапанной жирными олухами, которые в жизни ничего не добывали собственными трудами. Какой в них смысл?»

По мнению Джелта, неграмотность была чем-то вроде почетного знака. Когда Харк вспомнил об этом, почувствовал, что своей нынешней радостью предает друга. Но он и правда обрадовался. Никто из его друзей на Ледиз-Крейве не умел читать. Чтение делало тебя полезным и уважаемым. Чтение позволяло выглядеть умным. Чтение было хорошим подспорьем на пути вверх по социальной лестнице, и Харк всегда это знал. Потому и не убежал. Старался день за днем. Нашел свое место и не терял головы. Учился и привыкал. «Всегда есть надежда. Всегда есть возможности».