К идее научиться согревать свои руки Гэррет отнесся с большим интересом и увлечением. Вот как он об этом говорит:

«Я принялся за дело с открытостью и готовностью. Мне было интересно. Думаю, очень важно, что я был ребенком. У взрослых есть ложное чувство реальности, они думают, что, может быть, это невозможно. Но я был готов воспринимать новое и подумал, что было бы действительно неплохо научиться управлять температурой своего тела. Я быстро понял, что, на самом деле, мой разум отвечает за это».

Кроме того, Гэррет сказал мне, что когда он принес домой прибор для измерения температуры, с которым он занимался, чтобы показать его родителям, они не смогли нагреть свои руки. Ему это было приятно. Он объяснил это так: «Потому что я нашел что-то для себя, ну знаете, Дэвид, например, здорово играет в бейсбол и бегает, и вообще он очень спортивный. Куча людей делает что-то лучше меня, а я не нашел еще ничего такого, в чем я бы действительно преуспел. А это стало для меня тем, что я могу делать лучше всех». Зная мудрость и интуицию Гэррета, его открытость и способность заглянуть в себя, я не могла представить себе, что он может чувствовать себя в чем-то неуверенным и неспособным. И все же замечательные успехи в саморегуляции оказались для него очень важны и дали новый толчок его уверенности в своих силах.

Довольно скоро, стоило Гэррету только сосредоточить внимание на руках, как они нагревались до максимальной температуры. Кроме того, он на учился уменьшать напряжение мышц до очень расслабленного состояния. Эти упражнения были важны не только чтобы справиться с тем тяжелым стрессом, который он переживал, но и для того, чтобы подтвердить на опыте возможность мысли управлять физиологическими процессами. Внутренняя логика всего этого подсказывала естественные выводы: «Я могу увеличить приток крови к руке или ноге, я умею расслаблять мышцы так, что выключается обычный мышечный тонус, и значит, я могу направлять свои белые кровяные клетки к опухоли и увеличивать иммунную защиту всего организма».

В течение нескольких месяцев клинические симптомы Гэррета продолжали прогрессировать. В конце концов ему пришлось надевать на ногу специальный ортопедический аппарат, чтобы ходить, и когда он падал, то не мог встать без посторонней помощи. Из всего, что пришлось пережить Гэррету, это было самым страшным и приводило в отчаяние. Но в то же время это стало одним из сильнейших стимулов, заставлявших его бороться за жизнь.

В феврале 1979 года Гэррету было проведено сканирование мозга, которое показало, что опухоль значительно выросла. Врачи пришли к заключению, что дальнейшее лечение нецелесообразно. Как позже сказал радиолог: «Мы сделали все, что могли». Прогноз Гэррета в это время был весьма мрачен. Считалось, что ему осталось жить меньше года.

Отец Гэррета сказал, что решающую роль в благополучии их семьи сыграла поддержка врачей. Доктора делали гораздо больше того, что обычно делают в подобных случаях. Доктор Реймонд, радиолог, был одновременно замечательным врачом и физиком. Он не только обеспечивал техническую сторону лечения, но, кроме того, поддерживал всю семью. Как-то он сказал Ричарду: «Я старался избегать особенной близости, но Гэррет сделал это невозможным». Он навещал Гэррета каждый день, и все члены семьи могли в любой момент обратиться к нему за помощью и советом. Родители Гэррета считают, что не смогли бы все выдержать без помощи врачей – доктора Реймонда и доктора Роберта Пармана, педиатра Гэррета.

Когда была обнаружена опухоль, Гэррет спросил у отца, может ли она его убить, и тот ответил, что может. Позже Гэррет признался, что в тот момент он хотел, чтобы отец солгал. Думаю, что уже тогда, скорее подсознательно, чем осознанно, он знал, что опухоль может его убить, и если бы в тот момент отец солгал, это было бы ему еще более неприятно.

Существует по крайней мере две причины, по которым честность и открытость так важны. Ложь не только мешает отношениям между людьми, она создает барьер между осознанным и неосознанным знанием. Цель же терапии – наоборот, создать доступ к бессознательному, установить связь между сознательными и бессознательными процессами и усилить контроль сознания над бессознательным.

Гэррету было важно честно решить, действительно ли он хочет жить. Когда он писал историю своей жизни, то сказал, что не был уверен, хочет ли взять на себя этот адский труд. Это был очень важный вопрос.

В то время его физические возможности были серьезно ограничены: он едва мог пользоваться левой рукой и с трудом передвигался даже в ортопедическом аппарате. Для Гэррета было очень важно, насколько это возможно, вести нормальный образ жизни, и он в течение всего лечения продолжал ходить в школу. Несколько раз он попадал в очень тяжелые ситуации.

Это было ужасное время для всей семьи. Когда семья сталкивается с болезнью, угрожающей жизни, в ней происходят большие изменения. Кажется, будущее, которое когда-то было таким определенным, исчезает. Каждый вечер, когда Ричард Портер возвращался домой с работы, он подходил к лестнице, ведущей в комнату Гэррета, и звал его, чтобы убедиться, что все в порядке. Если Гэррет отвечал, Ричард знал, что он жив. Сью убеждалась в том, что он жив, когда каждое утро шла его будить. Однажды Гэррет сказал мне: «Я знаю, что родители любят меня и желают добра. Поэтому они говорят мне, чтобы я был осторожен и все такое. Но я не хочу, чтобы они так много об этом думали, я не хочу, чтобы моя жизнь была только опухоль, опухоль, опухоль». Когда я передала родителям Гэррета эти его слова, они отреагировали на них с большим пониманием. Общение в семье становилось все более и более открытым.

Позже отец Гэррета заметил, что даже для профессионалов очень трудно понять эту внезапную потерю будущего, когда под вопрос ставятся все планы и мечты. Но когда они начали просто жить изо дня в день, стало гораздо легче. Каждый день становился более ценным и значимым, и жизнь начала приносить радость.

До тех пор, пока левая рука Гэррета не была парализована, он был левшой. Теперь ему пришлось развивать новые моторные навыки. Читать стало труднее из-за нарушения зрения, и Гэррет учился в школе не так хорошо, как ему бы хотелось. Тем не менее, он каждый день боролся за жизнь.

В нашу задачу входило не только научить Гэррета таким вещам, как, например, подниматься, когда он падал, но и сделать эти падения психологически не такими травмирующими. Для этого мы провели несколько славных подушечных боев на третьем этаже нашей больницы – там хранилось много пестрых подушек для игровой терапии. Часто в наших подушечных боях участвовал Стив, а иногда и другие сотрудники клиники. Подушки были такими большими, что могли сбить человека с ног, и он падал на гору из подушек. Гэррета сшибали чаще, чем остальных. Иногда мы катали его по подушкам или целиком в них закапывали. Мы хохотали так, что у нас болели бока, но гораздо важнее всего этого веселья было то, что Гэррет научился приемам, которые давали ему возможность подняться на ноги, и ему даже стало это нравиться.