В итоге, рассерженные папы с мамами решили наказать своих чад, запретив им выходить из отеля. Однако уже через сутки его владелец сделал родителям следующее предложение. Он согласился оплатить все штрафы от порушенных их детьми елок, с одним-единственным условием – пусть только выведут их на прогулку. Ведь всего за сутки они сумели разнести вдребезги не только все имевшиеся в его отеле рождественские декоративные украшения, но и разбить два унитаза, окно, порвать четыре персидских напольных ковра, разодрать обои в нескольких комнатах, оторвать замок от замочной скважины и вдобавок ко всему прочему удосужились так напугать собаку хозяина отеля, чистопородного бультерьера, что, согласно его утверждению, она впала в депрессию, после чего добровольно и навсегда покинула указанное заведение в неизвестном направлении. В общем, не было ничего странного в том, что пара моих знакомых в определенный момент стала от остальной части туристической группы пространственно дистанцироваться. Во время еды они обычно делали вид, что опоздали, а затем усаживались на противоположный конец зала, пытаясь таким образом сойти за туристов из какого-нибудь другого государства. Бывало, что не на шутку разбушевавшиеся дети из Страны Магазинов, носясь по столовой, опрокидывали чей-либо стол вместе со стоящей на нем едой, а сразу после этого пытались обратиться к моим знакомым с какой-нибудь просьбой или вопросом, и тогда последние делали вид, что их не понимают. Просто им не хотелось, чтобы сидящие рядом иностранцы подумали о них плохо, основываясь на впечатлении от малолетних разгильдяев. В заключение своего рассказа супружеская пара призналась: «Представляешь, мы и сами от себя не ожидали такого стыда за национальное воспитание!» То, что в Стране Магазинов казалось совершенно нормальным (ну подумаешь, ребятишки расшумелись!), резко контрастировало с поведением других детей такого же возраста, и разница была поистине зрелищной.

* * *

Полагаю, ни для кого не секрет, что в любой семейной идиллии рано или поздно наступает момент, когда своему спутнику жизни приходится рассказать о себе какую-нибудь «страшную правду». В одной из таких откровенных бесед как-то раз я поведала мужу, что страдаю запорами. Если честно, то в студенческие годы меня это как-то вплотную не беспокоило. Ну, запрёт на несколько дней после чьего-нибудь дня рождения (сколько там всего было съедено!), а потом сессия, и опять заперло, понятное дело – учить много приходится, летом на каникулах запор происходит от чрезмерного расслабления нервной системы и т. д. и т. п. Однако в тот день, выслушав до конца мои сумбурные объяснения, муж постановил: «Лечить тебя надо, вот что», – и отправил к врачу, который, следуя стандартной инструкции, выписал мне направление на рентген, и вот тут-то все и началось… Чисто технически – ничего такого уж страшного. Медсестра вставила мне в задний проход тонкую трубочку, через которую ввела контрастное вещество, а затем попросила полежать на кушетке минут пятнадцать. По прошествии этого времени улыбчивый врач, кажется, французской национальности, сделал мне рентген, но, по-видимому, остался недоволен его результатами, а потому принес еще одну двухлитровую емкость, заполненную водой розового цвета, которую медсестра постепенно влила в меня через трубочку.

Затем меня снова отправили в рентгеновский кабинет для снимков, а после этого попросили подождать на кушетке, не одеваясь и никуда не уходя. Через полчаса перед моим взором предстал врач, правда, на этот раз уже с несколько озабоченным видом, и сообщил, что рентген моего кишечника все еще не закончен и что теперь я должна буду заливать себе контрастное вещество через рот. Пришлось через силу выпить три стакана розовой жидкости, хотя распирало меня в тот момент как никогда. Но «Бог терпел и нам велел», – решила я, надеясь, что на этом рентген закончится и что больше медики меня раздувать не будут. Однако мои надежды не оправдались. Прошло еще минут двадцать, и рентгенолог, вытирая пот с лица и спотыкаясь, с выпученными глазами протянул мне емкость того же объема, приблизительно в три стакана жидкости, и попросил все это выпить. Помню, как, лежа с трубкой в заднем проходе, я вперилась в него взглядом, сообщавшим: «Мужичок, ты зачем животную мучишь?», – и вежливо предупредила, что, возможно, сейчас произойдет взрыв, причем через задний проход, а поскольку перед этим несколько дней я не ходила в туалет по-большому, то последствия такого взрыва могут оказаться весьма неожиданными. Врач в ответ невесело усмехнулся, но тем не менее настойчиво попросил выпить принесенную им контрастную жидкость, а потом медсестра дополнительно ввела мне около литра того же самого вещества в задний проход, и они снова повели меня на рентген.

Трудно сказать, сколько после этого прошло времени, но очень хорошо помню, что, лежа на кушетке, я считала секунды, каждую из которых завидовала африканцам, испытывающим недостаток влаги. Одним словом, меня распучило так, что страшно было дышать. А лежала я, раскрыв ноги в виде ножниц, поскольку при мало-мальской попытке их между собой сблизить, из заднего прохода мелкой предательской струйкой с сильным напором вытекало что-то ужасно вонючее. Вдруг заскрипела дверь, и вошел врач со словами: «Мон дье», – что в переводе означает: «Боже мой». Выглядел он неважно, о чем свидетельствовал землистый цвет лица, одутловатость в подглазьях и выражение глаз, будто бы я заняла у него всю зарплату и даже не думала возвращать. Я выдохнула: «Что?» Он в ответ выдохнул: «Все». Тогда я враскоряку помчалась писо-какать. Ни одно приличное название к вулкану, которым в тот момент изверглась моя пятая точка, не подходило. Наконец, извержение подошло к концу, и тогда я оделась и вышла в больничный коридор, а там медсестра рентгенолога вручила мне огромную папку с двадцатью снимками, которую на следующий день я отнесла своему терапевту.

Любезно предложив мне присесть на кожаный диванчик, он долго прищуривался, вглядываясь в каждую фотографию моего кишечника, снимал очки, надевал их, опять снимал, снова надевал, снимал, надевал, снимал, а в итоге заключил: «Ваш кишечник на одну треть длиннее любого кишечника среднестатистического взрослого. Отсюда и запоры, душа моя». Это что же означает? Что я Кинг-Конг? Это было первым, что пришло мне на ум. Мамочки родные, люди добрые, да что же такое творится-то?! А подсознание продолжало навязывать: «Человек произошел от обезьяны, а ты – от очень большой обезьяны!» Вернувшись от терапевта домой, я встала напротив зеркала и какое-то время долго, в упор внимательно себя разглядывала, так ничего особенного и не обнаружив. Помнится, в голове промелькнуло: «Надо же, вот так всю жизнь носишь одежду стандартного размера «М» и даже и не подозреваешь, что под ней скрывается огромная километровая ловушка для еды, которая с одного конца ее себе забирает, а с другого не выпускает. Господи, за что?!» Это, скажу я вам, не ирония судьбы, а самый настоящий нокаут.

И тут мне приспичило сходить в туалет. Усевшись на унитаз, я попыталась расслабиться. Однако по причине только что пережитого нервного расстройства мне это никак не удавалось. Слегка призадумавшись, я начала водить вытянутой ногой по кафельным плиткам, пока вдруг на одной из них не поскользнулась. В этот момент стопа правой ноги стремительно уехала в сторону, таща за собой туловище, и вместе с тем подо мной мощно и надрывисто заскрипел кружок унитаза, затем прозвучало громкое «ба-ба-бах!», и он развалился надвое. Замечу, что когда мое заднее место потеряло точку опоры, я стала заваливаться на сторону. В это время не думалось, а лишь стремительно действовалось. В надежде восстановить утерянное равновесие я уцепилась обеими руками за клеенчатую шторку в ванной и постаралась встать, но не тут-то было. Хлипкая занавеска с треском оборвалась, а палка, на которой она висела, с ужасным грохотом оторвалась от стены и врезала мне по голове, после чего я как подкошенная рухнула на пол и только по прошествии нескольких минут стала постепенно приходить в себя. Признаться, открывшееся моему взору зрелище было не для слабонервных. Я лежала на полу, с половиной от унитазного кружка под головой, а сверху, как байковым одеялком, меня прикрывала клеенчатая шторка в крупный горошек. Вокруг валялись куски шпаклевки, кафельной плитки и извести. При этом в стене ванной комнаты зияли огромные дыры от вырванной из нее палки, которая, отскочив от мощного удара в сторону, застряла у меня между ног. Уверена, что даже у бродяги, увидевшего меня в этот момент, вырвалось бы типично французское: «Фи-фи! Какая безвкусица!» А мне тогда подумалось: «Как же права была моя бабушка, любившая повторять: только бы не было войны! Даже близко представить себе этого не можешь, пока вот так не шандарахнет!»