Того, чего невозможно избежать, вы уже не боитесь. Просто принимаете, вот и все. Но я помню, как я тогда размышлял над иронией судьбы. Море всегда означало для меня жидкий, тихий и безмятежный мир, по зеленым коридорам которого я скользил вниз, к темным глубинам. Вдоль высоких стен рифов, населенных неописуемо яркими в пронизанных солнцем поверхностных слоях воды рыбами, все ниже и ниже, к смутным очертаниям обломков потерпевших крушение судов, от долгого лежания на дне обросших ракушками. Но сейчас море больше всего походило на неукротимую ярость какого-то гиганта, бросающегося на меня, хватающего меня и захлебывающегося пеной собственного гнева.

А затем меня посетила надежда. Это произошло, когда моя рука неожиданно задела ржавый борт. Закапавшую с содранных костяшек пальцев кровь тут же смывали ослепительные веера брызг. Я, как завороженный, смотрел на отслаивающуюся от движения моего тела ржавчину. Я не поднимал голову. Я вообще не шевелился, опасаясь того, что все это мне лишь почудилось и на самом деле наверх меня никто не тащит. Но когда море перестало дотягиваться до меня, разбиваясь о борт корабля, я понял, что это правда. Тогда я посмотрел наверх и увидел развернутую шлюпбалку и движущиеся, туго натянутые шлюптали.

Подъем длился бесконечно долго, но наконец моя голова поравнялась с палубой, и я взглянул в изможденное лицо и темные неистовые глаза капитана «Мэри Дир». Он перевалил меня через борт, и я рухнул на палубу. До этого момента я и не подозревал, каким удобным может быть железный настил палубы.

— Вам лучше переодеться во что-нибудь сухое, — произнес капитан.

Он поднял меня на ноги, и я стоял там, пытаясь его поблагодарить. Но я был слишком измучен и от холода не чувствовал ни рук, ни ног. Язык меня тоже не слушался. Я стучал зубами. Он перебросил мою руку через свою шею и почти понес на себе в одну из офицерских кают.

— Выбирай, что хочешь, — произнес он, переходя на «ты» и усаживая меня на койку. — Райс был приблизительно твоего роста.

Несколько секунд он, нахмурившись, смотрел на меня, как будто я представлял собой какую-то проблему, которую ему теперь предстояло решать. Затем он повернулся и вышел.

Я откинулся на спину. Усталость вытесняла сознание из моего мозга, неподъемным грузом повиснув на веках. Но в моем теле не осталось ни капли тепла, и промокшая ледяная одежда заставила меня встать с койки, раздеться и растереться полотенцем. В каком-то ящике я нашел сухую одежду: шерстяное белье, рубашку, брюки и свитер. Я с наслаждением натянул все это на себя, чувствуя, как в мое тело возвращается тепло. Наконец-то я перестал стучать зубами. Из пачки на столе я взял сигарету и закурил. Лежа на койке с закрытыми глазами, я с наслаждением затянулся и почувствовал себя намного лучше. О себе я уже не беспокоился — только о «Морской Ведьме». Я молил Бога, чтобы она благополучно дошла до Питер-Порта.

От неожиданного тепла меня начало клонить в сон. В каюте было душно и пахло старым потом. Я с трудом удерживал в пальцах сигарету. А потом откуда-то издалека до меня донесся голос, который произнес:

— Сядь и выпей вот это.

Я открыл глаза. Надо мной снова стоял капитан с дымящейся кружкой в руке. Это был чай, сдобренный ромом. Я хотел было его поблагодарить, но он оборвал меня резким и гневным движением руки. Он молча смотрел на то, как я пью чай, и в его молчании сквозила странная враждебность.

Корабль сильно качало, и в открытую дверь каюты был слышен вой ветра на палубе. Если разыграется сильный шторм, буксировать «Мэри Дир» будет очень сложно. Возможно, спасатели не смогут даже перебросить нам буксировочный трос. Я вспомнил, как Хэл назвал побережье Нормандских островов подветренным берегом. Теплое питье вдохнуло в меня новые силы. Теперь я даже смог задуматься о своей дальнейшей судьбе на борту «Мэри Дир».

Я поднял голову и посмотрел на застывшего передо мной человека, задаваясь вопросом, почему он остался на корабле.

— Как вы думаете, когда подоспеет помощь? — спросил я.

— Помощи не будет. Я ее не запрашивал. — Внезапно он наклонился ко мне, стиснув кулаки и играя желваками на скулах. — Какого черта ты не остался на своей яхте?

С этими словами он резко развернулся и направился к двери.

Он был на полпути к выходу, когда я его окликнул.

— Таггарт! — позвал я, садясь на койке и опуская ноги на пол.

Он развернулся на каблуках, покачнувшись, как будто я ударил его в спину.

— Я не Таггарт. — Он снова подошел ко мне. — Что заставило тебя предположить, что я Таггарт?

— Вы сказали, что вы капитан.

— Да, я капитан. Но меня зовут Пэтч. — Он снова темной тенью навис надо мной, заслонив от меня свет лампы. — Как ты узнал о Таггарте? У тебя какие-то дела с судовладельцами? Ты поэтому оказался рядом… — Гнев покинул его голос, и он провел рукой по испачканному угольной пылью лицу. — Нет, этого не может быть. — Он еще несколько секунд всматривался в меня, а затем пожал плечами. — Поговорим об этом позже. Времени у нас много. Бесконечно много. А сейчас тебе лучше поспать.

Он снова повернулся и быстро вышел из каюты.

Поспать! Пять минут назад я хотел этого больше всего на свете. Но сейчас сон как рукой сняло. Не могу сказать, что я испугался. Тогда мне было не страшно, а просто немного не по себе. Меня ничуть не удивило странное поведение этого человека. Он двенадцать часов провел на борту в полном одиночестве. Он в одиночку потушил пожар и до полного изнеможения подбрасывал уголь в топку. Двенадцать часов ада могут кого угодно довести до нервного истощения. Но если он капитан, то почему его зовут не Таггарт? И почему с корабля не послали радиограмму о помощи?

Я встал, на негнущихся ногах подошел к столу и обулся в валявшиеся под ним резиновые сапоги. Корабль бешено раскачивало, потому что он был развернут одним бортом к ветру. Я поднялся на палубу, где меня встретили холод, оглушительный рев ветра и дождь. Я бросился бежать к капитанскому мостику. Видимость упала до одной мили, и все море было покрыто грязно-белой пеной волн, над которыми висело облако брызг. Гребни волн и дымку брызг рвал в клочья ветер, порывы которого уже обрели ураганную силу.

Компас показывал, что корабль обращен носом на север. Направление ветра изменилось, и теперь он дул с запада — почти чистый фордевинд на Питер-Порт. Я стоял, вслушиваясь в рев шторма, глядя на безрадостные серые волны, и пытался понять, на что я могу рассчитывать. Если бы у Хэла все получилось — если бы он подошел к Гернси с подветренной стороны и укрылся в Питер-Порте… Но для этого ему потребуется несколько часов, и он не сразу поймет, что сигнал бедствия с парохода так и не поступил. И даже после этого спасательному судну придется бороться со штормом, чтобы добраться до нас. На это уйдет не меньше шести часов, и к этому времени уже стемнеет. В такую погоду и в темноте спасателям нас все равно не найти.

Я резко повернулся и вошел в штурманскую рубку. На карте было отмечено новое положение. Маленький крестик стоял в двух милях к северо-востоку от скал Рош-Дувр. Рядом было отмечено время — 11:06. Сейчас было одиннадцать пятнадцать. Я приложил линейку по направлению нашего дрейфа. Если западный ветер продержится еще некоторое время, нас снесет прямо на рифы Минкерс. Капитан это тоже понял, потому что на карте была нанесена едва заметная карандашная линия, а там, где он уперся пальцами в рифы, виднелось грязное пятно.