– Здорово, герой дня!

– Тормознись! – Пахнуло перегаром, и капитан, присев в образовавшийся между телами промежуток, ощутил в руке теплый и, вероятно, не совсем чистый стакан.

– Выпьешь?

– Будь здоров! – Отказаться было неудобно, глицериновое пламя обожгло внутренности, оставив на языке миндальный привкус. Виноградов принял подмокший кусок хлеба и почти без отвращения заел:

– Ликер?

– Двадцать семь оборотов! Италия.

– Хорошо живете.

– Да вот… это самое… нашли. Имеем право?

– А кто спорит?

Он не кривил душой: старшина действительно имел право.

…Когда около полудня в толпе упал первый – парень в пальто и клетчатой кепке, – никто толком ничего не понял. Дико завизжали женщины, все заметались, бестолково пихая друг друга, кто-то попытался приподнять залитую кровью голову убитого… Затем тело унесли подоспевшие санитары, и на некоторое время площадка, с которой в просвет между деревьями открывалась увлекательная картина боя, опустела. Но уже минут через двадцать постепенно место недавней трагедии заполнилось вновь, сначала подростками обоих полов, потом вездесущими мальчишками, потом дядями и тетями всех социальных слоев и возрастов.

– Уйдите! Граждане, уйдите отсюда! Тут только что человека убили!

Но охочие до зрелищ самоуверенные москвичи и не собирались реагировать на крики автоматчиков.

– Быстро отсюда! Я что сказал? Пошли отсюда все!

Самые активные и пьяные из толпы огрызались, в лучшем случае отшучивались, а симпатичная студентка с распущенными длинными волосами все пыталась дотянуться до ближайшего милиционера букетом недорогих цветов.

– Уйди, дура! Уйди! – чуть не плача от бессилия, хрипел сорванным голосом Виноградов. Сняв с плеча мегафон, он шагнул на открытое пространство:

– Граждане! Соотечественники! Здесь простреливаемая зона! Немедленно покиньте…

Закончить не удалось.

Первым, схватившись за лицо, откинулся навзничь пожилой мужчина. Стоящая рядом с ним девушка в кожаной куртке стиснула руками пах и молча осела на асфальт. Задело и еще кого-то – капитан не видел, метнувшись обратно под прикрытие бетонного козырька.

– Снайпер!

Это были не шальные пули – прицельный огонь велся откуда-то сбоку, со стороны упрятанной среди высотных домов церквушки.

– «Королево», «Королево», я – «девятьсот седьмой»! – командир взвода уже вызывал по рации бронегруппу внутренних войск.

– Щас уходить будет… – услышал капитан рядом с собой негромкое бормотание. Повернувшись, он увидел прищуренный глаз и вмятую в винтовочный приклад щеку батальонного старшины. Черный ствол СВД казался абсолютно неподвижным.

Несколько секунд Виноградов вместе с соседом напряженно всматривался в узорчатые своды колокольни:

– А точно оттуда?

Выстрел!

Стремительный силуэт на мгновение вырос над выкрашенными в белое перильцами, перевалился через них и, почти не касаясь стены, рухнул на землю. Капитану даже показалось, что он услышал мокрый звук разбившегося тела…

– Й-а-а!

По позициям пронесся шквал радостных воплей и веселого мата…

И в этот момент на колокольне опять зашевелились:

– Еще один!

Выстрел… Выстрел… Выстрел…

Позже выяснилось: битый жизнью, афганскими моджахедами и кавказскими боевиками, старшина на этот старый трюк не «купился». Снайпер, в общем, рассчитывал верно, сначала подставил под огонь грязный армейский чехол с напиханным в него спальником, бронежилетом и прочим уже ненужным барахлом, а когда прошитое пулями «тело» обрушилось вниз и стрелки расслабились, попытался проскочить к лестнице. Но… Виноградов потом ходил смотреть: две пули – в руку и в затылок. Лица не разобрать, только старый офицерский камуфляж и кроссовки на рифленой подошве…

– Слышно что-нибудь?

– Да я сам с поста, – в очередной раз пояснил Виноградов. – Узнаю что – скажу.

– Ну давай. Будь здоров…

Пригнувшись, капитан по прямой перебежал галерею и скоро уже стоял на пороге бывшей парикмахерской, сейчас занятой сотрудниками штабных отделений.

– Профилактика! А-у! – позвал он своих. – Где вы? Разобрать что-то в мешанине тел и амуниции было сложно.

– Виноградов! Давай сюда!

Спотыкаясь в темноте о какие-то ящики и провода, Владимир Александрович наконец оказался среди сбившихся в компактную кучу офицеров отделения профилактики:

– Чай остался?

– На, Саныч. Там остатки – для тебя специально…

Виноградов на ощупь принял из рук непосредственного начальника, майора Сычева, горячую крышку от термоса. Пару раз хлебнул.

– Хорошо… Но мало! Спасибо, шеф.

– Как там? Все спокойно?

– Нормально… Сейчас бы пожрать чего-нибудь.

– Кашу будешь? – подавший голос инспектор Шахтин имел в виду «Кашу гречневую со свининой тушеной» – такие банки выдали всем в качестве сухого пайка. Продукт был сытным, но очень соленым, к тому же в холодном виде представлял из себя желтый сгусток пахучего жира. – Больше просто нет ничего…

В голосе старлея звучало искреннее сочувствие.

– А черт его знает… Нет, наверное. Посплю лучше.

– Правильно! – одобрили из темноты. – Голодный волк быстрее бегает…

– Ты, что ли, Барков, голос подаешь? Свое все небось уже сожрал?

– Не надейся, не обломится!

– Ишь, халявщик!

– Тьфу на вас! – ругнулся старый приятель Виноградова сотрудник пресс-группы Витя Барков. – Саныч! Ты же интеллигентный человек, как ты с ним живешь?

Все знали – связываться с голосистым и дружным отделением профилактики не стоит. Заклюют.

– Готово!

Из угла, где расположились связисты, донесся сначала шум и треск помех, затем какое-то потустороннее завывание и уже только потом – постепенно набирающий силу голос диктора:

«…По неподтвержденным сведениям, в различных районах столицы силами внутренних войск и милиции проводится обезвреживание вооруженных групп террористов… Некоторые эксперты вспоминают сейчас недавние события в Румынии, когда специально подготовленные боевики расстреливали народ из окон высотных зданий… Представители армии отказались комментировать данные о количестве погибших при штурме Белого дома… Вопреки ожиданиям, события этих дней практически не повлияли на экономическую и политическую ситуацию в других регионах России; собственно, они ограничены Садовым кольцом столицы и напоминают внутреннюю „разборку“ нескольких, имеющих оружие и власть, группировок…»

Вновь завыло, затрещало, и даже отдельные слова утонули в шуме радиопомех.