В ПАРЕ КИЛОМЕТРОВ к северу от Нанта, в департаменте Мерта и Мозеля, есть городишко под названием Номени. Это прогрессивный, бережливый небольшой французский городок, известный преимущественно тем, что здесь в течение четырех лет войны французская армия была ближе к немецкой границе, чем в любом другом пункте, за исключением того маленького кусочка Эльзаса, что был в руках французов.

Номени в военном смысле находится в секторе Тул, который в начале 1918 года был занят американцами. Если бы вы поднялись в привязном аэростате около Номени, вы увидели бы шпили собора Меца и большую немецкую крепость, на расстоянии в 16 километров, если предполагать, что воздух прозрачен и у вас хороший бинокль.

Превосходным теплым летним утром, в определенный момент, странные события начались в предместьях Номени. Внезапно этот пункт, казалось, стал центром сбора всех французских, британских и американских армий. С самого рассвета автомобили многочисленных высоких чинов прибывали в город, в то время как серо-синяя униформа французских офицеров всюду смешивалась с деловым хаки британцев и американцев.

Посетители сначала уделили свое внимание странно выглядящим телеграфным столбам, которые напомнили огромные арфы, с тем отличием, что провода были натянуты горизонтально, а линия «телеграфа» простиралась от горизонта до горизонта. Несколькими сотнями ярдов позади этой линии располагался старый пивоваренный завод, из здания которого тянулись двадцать массивных проводов, соединяя пивоваренный завод с телеграфными столбами. В этот пивоваренный завод и направлялись высокие чины союзных армий. Тяжелый 3000-киловаттовый генератор мурлыкал тихо. На яркой медной табличке было отчеканено: «Сделано в США».

Здесь находилось также огромное колесо с большими странными круглыми цинковыми вставками. Смонтированный на оси этого колеса большой электродвигатель пока не был включен. Огромные стеклянные трубы высились у стены. Толстенные медные кабели соединяли их с огромным колесом.

Один из французских офицеров, который до войны был радиолюбителем, очень заинтересовался огромным колесом и большими стеклянными банками.

– Ага, – сказал он, повернувшись к американскому брату по оружию, – l’ ėclateur rotatif et les bouteilles de Leyde[17].

Было непонятно, что это, но именно тогда рыжеволосый, взъерошенный молодой человек, который, казалось, был как дома на пивоваренном заводе, подошел и поправил что-то на огромном колесе.

– Как вы называете это «чудо»? – спросил его молодой офицер, указав на таинственное сооружение.

– Ротационный искровой генератор и лейденские банки, – был лаконичный ответ.

Офицер кивнул.

Именно тогда началось большое волнение. Дверь открытылась, и французский офицер, стоящий по стойке «смирно», провозгласил:

– Президент республики!

КАЖДЫЙ ЗАМЕР ПО стойке смирно, взяв под козрек. Несколько секунд спустя президент Пуанкаре медленно вошел, рядом шел генерал Петен. Было без пяти минут 10.

Президенту Пуанкаре был представлен рыжий, взъерошенный молодой человек, к которому он обратился как месье Спарксу. Месье Спаркс, говорящий очень плохо на французском языке, смог, однако, объяснить его превосходительству, как работает оборудование, благодаря бессонной ночи с французским словарем.

Месье Пуанкаре был очень впечатлен, когда французский офицер повторно объяснил детали.

Наконец президент теперь занял свое место на платформе около огромного рубильника, у которого была ручка из эбонита приблизительно в фут длиной. Он тогда обратился к высокому собранию с короткой речью, все время наблюдая за щеголеватым молодым французским офицером, стоявшим около него с хронометром в руке.

Часы пробили десять. Президент все еще говорил, но закончил несколько секунд спустя. Офицер с хронометром поднял руку. Тишина воцарилась, нарушаемая лишь мягким мурлыканьем огромного генератора. Щеголеватый молодой чиновник внезапно воскликнул:

– Господин le президент! A-ten-tion! ALLEZ!!

Президент Французской республики воскликнул:

– Дети Родины, вперед! Настал час нашей Славы!.. VIVE – LA – ФРАНЦИЯ! – и опустил рукоять рубильника.

Немедленно тяжелый ротор искрового генератора начал вращаться с головокружительной скоростью, и искры заметались меж электродами. Большой зал пивоваренного завода наполнился сокрушительнм грохотом.

Как раз в этот момент заглохли моторы немецких самолетов. Французский офицер, наблюдавший немецкие самолеты, опустил свой бинокль и сообщил президенту:

– Le «cirque» du Baron d’Unterrichtief hors de combat![18] Так оно и было. Гастроли «цирка» закончились.

Офицер огляделся, чтобы сообщить новости генералу Петену, но последний исчез в низком кирпичном здании, где теперь располагался штаб, детально изучая военные карты, украшенные многими отметками разноцветного карандаша, а также небольшими ярко окрашенными флагами на булавках.

ПРЕЗИДЕНТ ОБМЕНЯЛСЯ РУКОПОЖАТИЕМ с месье Спарксом, поздравляя его с его успехом. Завтрак подавалив бывшем офисе пивоваренного завода, весело украшенном союзническими флагами. Но даже здесь, далеко от колоссального искрового генератора, грохот был почти невыносим. А в окно открывалась замечательная картина. Хотя вовсю сияло солнце, вся странная телеграфная линия была полностью окутана фиолетовыми брызгами электрических искр. Никто не рисковал оказаться ближе чем в пятидесяти футах от этой линии. Это означало бы мгновенную смерть от искусственной молнии…

Завтрак скоро закончился. И тут открылись двери и вошел генерал Петен. Лицо военачальника сияло. Он пересек комнату, подошел к президенту и объявил спокойным голосом, хотя его глаза горели от торжества:

– Господин президент, немцы бегут!

Вот так это и случилось. Самое большое и заключительное отступление «неукротимых» орд кайзера к Рейну было в полном разгаре.

– Немедленно наградить Спаркса. Медаль… О боже, где этот молодой человек?.

Но Спаркс уже торчал возле своей динамомашины.

– Почему это называют «разрядником»! – бормотал он. – Искровой промежуток достаточно хорош! Не слишком хорошо попасть в этот промежуток. Германцы могут подтвердить!

– ДОКТОР ХЭКЕНСОУ, Я ищу работу.