— Все ясно. Иди займись делом.

Брошенные слова золовки возмутили Сон, но она стерпела, а то было бы не избежать скандала, и сквозь зубы пробубнила:

— Правильно говорят, что не останется потомков после тех, кто отравился мышьяком… И Сонсу… не видать ему потомства, не видать! Что бы ему старшие ни говорили, все равно свое делает, будто какая-то сила манит его к тому дому.

— Да хватит вам уже. Судьба дается при рождении… Хотя мать и отравилась, это еще не значит, что она сломала жизнь своему сыну, — мрачно пробурчала Бонхи.

Сонсу усыновила семья аптекаря Бондже, когда ему не было еще и года, но Сон невзлюбила его с самого начала. Но невзлюбила она его не из-за того, что это был приемный ребенок. Сон не любила Сонсу по другим, скрытым от всех причинам. Она боялась Сонсу. Каждый раз, когда она видела Сонсу, как две капли воды похожего на свою мать, Сон начинал преследовать образ покойной Сукджон, умершей в страшной агонии. Страх и беспокойство никогда не покидали ее. Этот необъяснимый страх перед духом Сукджон выливался в жестокое обращение с Сонсу. Она рассказывала ребенку страшные истории о его матери и доме, в котором она умерла. По ее словам, выходило так, что Сукджон до своей смерти вовсе не была человеком, а была ведьмой и по ночами обращалась в лису.

— Насколько же надо быть жестокой, чтобы покончить с собой, выбросив, как мусор, на произвол судьбы своего малолетнего ребенка? За то, что оставила на белом свете малое дитя, покончив с собой, она не может родиться снова и пойти на небеса, поэтому наказана, стала нижайшим по рангу духом и осталась жить в своем брошенном проклятом доме, — не раз твердила мачеха ребенку. Но этими словами она только еще больше отдалила от себя Сонсу и сделала его своим тайным врагом. Страхи Сон все больше усиливались, и чем больше она боялась, тем больше мучала угрозами Сонсу.

Помимо всего прочего, Сон испытывала сильнейший комплекс перед красотой Сукджон. Она никак не могла принять ее за старшую в семье. И более всего ей трудно было перенести, что ее муж, аптекарь Бондже, проявлял к Сонсу какую-то нездоровую жалостливую привязанность, как к единственному наследнику семейства Ким. Сон никак не могла стерпеть того, что, как ей казалось, пренебрегая своим единственным ребенком, аптекарь отдавал все самое лучшее племяннику. Когда что-то происходило в семье, ею овладевал какой-то жуткий страх перед Сонсу. Ей все время казалось, что Сонсу притягивает к ее дому, как некое проклятье, блуждающий дух своей матери, который, как страшная беда, зависает и неотступно кружится вокруг. Сколько раз она зазывала шаманов, чтобы изгнать этот дух.

Ясные глаза Сонсу никак не выходили из ее головы — ее трясло каждый раз, когда он смотрел на Ёнсун.

«Этот негодяй погубит мою дочь…» — думала она про себя.

— Ох! Смотрите! Да что ж вы такое наделали-то? — Неожиданный возглас Бонхи вернул ее к действительности.

— Боже мой! Совсем уже ничего не соображаю…

— Вы ж совсем не так разрезали! Дурная примета… — Бонхи стала соединять части разрезанного свадебного платья. Хотя это была и подкладка, настроение окончательно испортилось.

— Пошли вон! И ты тоже, ну пошел же! — со двора донесся голос служанки, загоняющей гусей в загон.

Находясь в соседней комнате, Ёнсун невольно слышала все разговоры матери и тетки. Не в силах больше выслушивать их пересуды, она выскользнула из дома незаметно для всех. Трава на безлюдной тропинке по пути к дому с привидениями нежно ласкала ее ноги. Сосны гор Андвисан в солнечном свете, проглядывающем сквозь иголки, сверкали серебристым инеем. Издали было видно, как какая-то женщина возвращается с колодца Сонджабан с полными ведрами воды.

Ёнсун сквозь щели разрушенной ограды заглянула во двор дома. Тоги не обманула — Сонсу был уже там. Он сидел, как и много лет назад, на том же месте — на поваленной ветром старой иве, которую жители села прозвали пораженным молнией древом. На иве, подперев подбородок руками, отрешенно сидел Сонсу и, не отрываясь, смотрел в небесную даль. Ёнсун откинула назад спадающие на плечи волосы и неслышно вступила во двор. Улыбаясь, она тихо приблизилась к Сонсу со спины, но тот, не слыша ее, продолжал сидеть неподвижно, не сводя глаз с неба.

— Сонсу! — позвала Ёнсун.

Тот повернул голову так резко, что чуть не вывернул себе шею. Он так сильно испугался, что кровь отхлынула от лица, сделав его почти прозрачным. Но узнав Ёнсун, Сонсу успокоился и широко улыбнулся:

— Как ты узнала, что я здесь?

Не отвечая на вопрос, Ёнсун подобрала подол юбки и села рядом с Сонсу.

— Как ты сильно похудел! — вглядываясь в лицо Сонсу, на котором остались одни глаза, произнесла она.

— Наверно, злой дух меня одолевает, вот и похудел, — отворачиваясь от Ёнсун, пробубнил Сонсу.

— Не неси чепуху! — строго взглянув на брата, сказала Ёнсун.

— А ты, сестра, что сюда пришла? Хочешь, чтоб и тебя отругали?

— А ты что пришел?

— Я — совсем другое дело, я же не ты.

— А ты что, не человек, что ли?

— Я‑то? В меня же бес вселился. Все в селе так говорят, вот и тетка тоже.

— Да как у тебя только язык поворачивается повторять эти глупости?!

Перелетая с одного дерева на другое, — пу-ды-дык — захлопала крыльями сорока, затем села на старый вяз и пронзительно заверещала.

— Сонсу, зачем ты сюда приходишь? — задала тот же вопрос Ёнсун.

В ответ Сонсу нервно задвигал скулами и сквозь зубы ответил:

— Чтоб повидать того, кто отравился мышьяком.

— Ну, повидаешь, а дальше-то что? — спокойно, почти шепотом, спросила Ёнсун.

Сонсу повернулся к ней, и какое-то время они молча смотрели друг на друга.

— Сестра, я хочу уехать отсюда. Уехать далеко-далеко, — плаксивым голосом, как маленький ребенок, неожиданно сказал Сонсу.

— Уехать? — лицо Ёнсун вспыхнуло.

— Отца найти хочу. Даже если он и умер, то хотя бы следы его найти.

Ёнсун молчала. Им хорошо было видно, как из далекого порта отправлялось судно.

«Сонсу приходит в этот дом вовсе не для того, чтобы встретиться с отравившейся матерью. Он приходит сюда наблюдать за кораблями, — промелькнуло в голове у Ёнсун. — И почему это он вдруг про отца заговорил?»

Ослепительно блестело под солнцем море.

Все также смотря в даль на одинокий белый парус, Сонсу спросил:

— А ты разве не слышала, как все говорят, что ты похожа на моего отца?

Удивленная Ёнсун с сомнением посмотрела на повернутое в профиль лицо Сонсу.

От виска до самого подбородка протянулась напряженная вена.

— Откуда мне знать, что я похожа на дядю? Это всего лишь люди так говорят…