«Я всегда легко привыкала к еде, алкоголю, лекарствам, – сказала она. – Это останавливает боль». Кейли пояснила, что не хотела умирать. Передозировка была способом унять боль. «Я не могла этого вынести… – продолжила она. – Я пытаюсь представить жизнь без Митчелла. Моя голова как будто под водой, я выныриваю, чтобы сделать вдох. Это так приятно, свежий воздух в легких, но потом я думаю о мертвом Митчелле, и меня снова затягивает под воду».

Мне хотелось, чтобы Кейли понимала, что я окажу любую возможную поддержку, но усилия должны быть совместными. Мы должны работать вместе, чтобы обеспечить ее безопасность. Я хотела, чтобы Кейли знала: я заботилась о ней, но не несла ответственности за ее жизнь. У меня была профессиональная ответственность, и я стремилась оказать максимально возможную поддержку. Но я не отвечала и не могла отвечать за ее действия и решения. Я спросила, сможем ли мы проработать согласие о не-суициде и добавить номера экстренных служб в телефон, чтобы она могла легко получить помощь в случае необходимости. Мое сердце выпрыгивало из груди: я все еще беспокоилась о ней. Я поинтересовалась у Кейли, возникали ли у нее с тех пор суицидальные мысли. Она отвела глаза и сказала, что боялась снова «впасть в это состояние». Я сообщила ей о своей тревоге за нее и спросила: «Что еще нам нужно сделать, чтобы защитить тебя и Дэрела?» Кейли согласилась обратиться к врачу, которому я позвонила во время нашего сеанса. Она решила остаться с Дэрелом у ее родителей, пока кризис не пройдет. Она нуждалась в материнской поддержке: в тяжелых ситуациях она превращалась в ребенка и не чувствовала себя достаточно взрослой, чтобы позаботиться о себе. Кейли пообещала, что свяжется со мной, если у нее снова появятся суицидальные мысли. Я сказала, что, возможно, отвечу не сразу, но она может быть уверена в том, что я отвечу, как только смогу. На прощание мы обнялись, и она прошептала: «Держите меня за руку». Я пообещала ей, что всегда буду рядом.

Позже я узнала, что в тот день Кейли сходила к врачу. Он выписал ей лекарства и попросил приходить к нему еженедельно в течение месяца. Он также договорился встретиться со мной, чтобы обсудить совместную помощь.

Следующие несколько недель были нестабильными. Должно было пройти время, чтобы лекарства подействовали. Кейли то разрешала себе чувствовать себя хорошо, то запрещала, проживала то хорошие, то плохие дни. Разрешение на хорошие чувства было важным шагом, потому что раньше Кейли не позволяла себе отдохнуть от страданий: ей казалось, что так она предаст свою любовь к Митчеллу. Я узнала больше о ее отношениях с родителями. Они любили ее, но не знали, как достучаться до нее. Из-за этого Кейли ощущала себя «незнакомкой». Ее родители демонстрировали свою привязанность к ней и Дэрелу после смерти Митчелла. На самом деле Кейли ни за что бы не справилась без них. Проблема была не в том, что они скрывали свою любовь к ней. Скорее они не могли выразить свои чувства вслух и выражали любовь поступками. Но для таких чувствительных людей, как Кейли, этого недостаточно. Она впервые в жизни поняла, что ее чувства были хрупкими, потому что отец не ценил и не наслаждался открыто любовью дочери. Ее спасителем стал брат Пит: она могла быть открытой с ним и дать волю эмоциям.

«Турбулентность» Кейли была заразительной: я чувствовала себя взволнованной, и мне было все сложнее сохранять эмоциональную стабильность. Я предложила Кейли носить какой-нибудь маленький предмет в кармане, который бы имел абстрактный терапевтический смысл. Кейли понравилась эта идея. Я подарила ей кварц, блестящий камень, который помещался в ладони. Мы договорились, что она будет носить его в кармане. Гораздо позже она рассказала мне, что регулярно доставала камень и крутила в руках, ощущая его связь с нашими сеансами. В психологии такие вещи называются переходными объектами, и в ее случае тактика сработала.

Кейли начала посещать собрания анонимных алкоголиков, нашла наставника и заинтересовалась философией «на все воля Божья». Она училась отказываться от своей воли, чтобы выздороветь. Хотя Кейли была слишком застенчивой и могла лишь называть свое имя на собраниях, она слушала выступления людей в группе, и это помогло ей прислушаться к себе.

Мы поговорили о ее кризисе, о том, как она едва не умерла и как это напугало нас обеих. Мы хотели понять, можно ли было распознать тревожные признаки раньше: как Кейли могла себя защитить? Она сказала: «Я давно чувствовала, как накапливается внутреннее потрясение». Я спросила: «Могла ли ты раньше предупредить меня? Почувствуешь ли ты этот момент в будущем?» Она пообещала сразу же сообщить мне.

Мы поняли, что из-за потрясения внутренний голос Кей-ли «сводил с ума». В ее сердце Митчелл был жив, хотя Кейли отчетливо понимала, что он умер. Гнев из-за того, что он оставил ее, захватил ее целиком. Где-то внутри Кейли чувствовала, что если достаточно разозлиться, достаточно сильно ударить, достаточно громко закричать, Митчелл вернется. Когда ей становилось немного лучше, эти мысли ввергали ее в отчаяние, потому что она снова понимала, что Митчелл не вернется. Кейли будто вновь и вновь переживала утрату. Жизнь без него казалась ей «абсолютно черной», и в такие моменты она отказывалась от еды, друзей, работы, заботы о сыне – всего, что было частью жизни любой здоровой женщины.

Я поняла, что Кейли с рождения была очень чувствительной. Она словно родилась без кожи. Именно это и эмоциональная закрытость родителей делали ее уязвимой перед жизненными трудностями. В каком-то смысле Митчелл выступал в роли защитного слоя кожи, в котором она так нуждалась. Теперь его не было, и Кейли чувствовала себя еще более беспомощной. То, что многим людям казалось досадной оплошностью, например, когда ты забываешь взять кредитную карту перед походом в магазин, Кейли воспринимала как катастрофу. Она стыдилась и ругала себя, и на восстановление уходили дни.

Наша совместная работа продвигалась медленно. Кейли было сложно восстановить веру в жизнь. Иногда она делала вид, что ей все равно, и включала режим «к черту жизнь». Но на самом деле она уже чувствовала себя по-другому. Она боялась, что если перестанет страдать, то образ Митчелла внутри нее исчезнет. Она перечитывала его сообщения, целовала его фотографию, показывая, как сильно она скучала по нему. Мы обе испытали облегчение, когда поняли, как адаптироваться к утрате, как принять жизнь со всеми сложностями и противоречиями. Кейли поняла, что не обязана возвращаться к прежнему состоянию или испытывать блаженное счастье. Она могла и злиться, и грустить, могла разрешать себе веселиться с Дэрелом. Она могла свободно переключаться от гнева