Бедэйр утверждал, что любовь гулей к сверкающим предметам – это глубокое врожденное чувство, а не просто традиция. Он считал это важной особенностью их задорного характера, благодаря которому они умеют изменять внешность и любят разыгрывать людей. Вернее, любили, пока не спрятались под землей.

Хотя Лейли всегда злилась, когда Бедэйр об этом говорил, в глубине души она иногда задавалась вопросом, не был ли он прав. Она отказывалась признаться, но иногда ее посещали смутные воспоминания о счастливых временах, когда они выходили за пределы туннелей, о совместных приключениях с жителями Аграбы. У других гулей такого рода воспоминания с каждым столетием тускнели, пока не начинали казаться снами. Но у других гулей не было братьев, так часто рассказывающих о жизни наверху. Лейли вечно терзали сомнения. Правда ли то, что она помнила? Или это просто влияние историй брата?

Кольцо оставалось темным, и Лейли могла представить Бедэйра внутри, задумчивого и подавленного. Эти ветры могут продолжаться годами. Как он вынесет такую долгую ссылку?

А как она сможет вынести жизнь без Бедэйра, который, хоть постоянно и раздражал ее своими шалостями и мольбами убежать вместе, все равно был ее любимым братом? Ей нужна по крайней мере возможность общаться с ним.

– Помнишь, мы превращались в мышей и забирались в лампы в зале заседаний, заставляя пламя в них мигать? – спросила Лейли кольцо. – Так мы передавали друг другу тайные сообщения. Ты помнишь? – Пару столетий назад они перестали играть. Лейли это наскучило, так же, как и другим гулям надоело разыгрывать друг друга, а не людей. Это было еще одной причиной поверить словам Бедэйра о том, что главной радостью в жизни гулей были шутки над людьми, которые заставляли смеяться и тех, и других. Смех в туннелях теперь был редкостью.

Кольцо мигнуло один раз, затем последовала серия медленных и быстрых вспышек. Лейли напрягла память, чтобы расшифровать это послание. Бедэйр повторил последовательность, и наконец Лейли поняла:

– Да! Я помню!

Произнеся это, она имела в виду и свои собственные мысли, и то, что Бедэйр пытался ей сказать.

Кольцо продолжало мигать, иногда так быстро, что Лейли не успевала расшифровывать слова брата. «Помедленнее!» – просила она не раз, но в конце концов все поняла, и это ее не обрадовало.

– Нет, Бедэйр. Я не могу, – запротестовала она. – А если Умаб поймает меня? Мы оба окажемся запертыми в кольцах. – Изумруд излучал яростное свечение, за которым последовала серия коротких импульсов.

Лейли плавала по пещере, взволнованная.

– Какая разница, что там происходит? Это не влияет на нас, пока мы остаемся здесь. Здесь мы в безопасности.

Наступила пауза, а затем кольцо вспыхнуло и погасло мягко, умоляюще. «Если ты не хочешь сделать это для Аграбы, сделай это для меня».

Лейли молчала. Она любила Бедэйра. Он был единственной семьей, которая у нее когда-либо была. Гули появились, когда была создана Земля, из той же магической пыли. Как и у людей, среди них были мальчики и девочки, но вот родителей у них не было. Все гули разделились на небольшие группы братьев и сестер. У некоторых было по десять братьев и сестер. У других, как у Лейли и Бедэйра, не было никого, кроме них. А еще, хотя у гулей не было родителей, у них была Умаб. Она присматривала за ними, как мудрый защитник, любящий, но строгий.

– Это слишком опасно, – настаивала Лейли. Изумруд вспыхивал снова и снова, Бедэйр продолжал спорить и умолять, пытаясь убедить Лейли, что сапфир восстановит погоду и отношения между людьми и гулями.

Лейли по-прежнему скептически относилась к утверждениям Бедэйра, но что, если он был прав хотя бы частично? Частые вылазки помогали ему узнать, что на самом деле происходит наверху, в этом смысле он был более осведомлен, чем Умаб.

Если поиски сапфира приведут к тому, что Умаб освободит Бедэйра, то Лейли обязана попробовать.

– Я сделаю это, – сдалась она наконец.

* * *

Через несколько минут Лейли, приняв облик гадюки, выглянула из крошечной норки. Она смотрела на песок и колебалась, нервничала и боялась. Сильная сторона гулей заключалась в том, что они могли принимать любую форму, но они становились так же уязвимы, как и те, чей облик принимали. А еще в любом облике гули нуждались в еде, отдыхе и приюте и могли быть ранены или даже убиты.

Зеленое свечение, исходящее от изумрудного кольца на ее хвосте, осветило выход наружу. Бедэйр повторил инструкции, которые он дал ей ранее.

Лейли зашипела в ответ: «Я знаю, знаю». Она напомнила себе, что рискует только ради брата, и это того стоило, собралась с духом и выскользнула из норы.

Легкую змейку мгновенно отбросило ветром, но она превратилась в слона и приземлилась с глухим ударом на четыре крепкие ноги. Песок бил по ее зеленоватой коже, но она оставалась непоколебимой. Кольцо теперь сидело на кончике бивня и сверкало: «Молодец!»

Лейли глубоко вздохнула. Она так до конца и не определилась с воспоминаниями о наземной жизни, но что-то такое было в воздухе вокруг, что заставило ее почти поверить в то, что эти воспоминания были настоящими.

Пыльный ветер ударил ей в голову, заставив гигантские уши захлопать. Она покачала огромной головой и понюхала песок. Лейли сразу ощутила опасную энергию ветра и что-то неестественное в происходящем, что-то, что должно было быть исправлено. Ее чувствительность гуля пробудилась, и она вдруг почувствовала такую силу, какой она не ощущала годами... десятилетиями... веками. Она глубоко вдохнула и уверенно нырнула в шторм.

Жасмин вглядывалась в бесконечные песчаные дюны, продолжая свое путешествие на верблюде. Сара следовала на втором верблюде, а Мариам – на третьем. Ахмед, Малик и Омар шли рядом, как и Аладдин, державший на плече Абу.

Аладдин подошел к ковру-самолету.

– Как поживаешь, дружище? – посочувствовал он. Ковер поднял две кисточки, как будто показывая Аладдину поднятые вверх большие пальцы.

Мешок с камнем начал подрагивать в руках Жасмин, и она покрепче затянула веревки. Осколок был удивительно легким, несмотря на свой размер, даже почти невесомым. Как и обещала хранительница, сапфир создавал защитный барьер вокруг них, так что единственные движения воздуха, которые чувствовала Жасмин, исходили холодными дуновениями из мешка.

Они шли уже несколько часов, и желудок Жасмин урчал от голода. В какой-то момент они остановились в оазисе, чтобы дать отдых верблюдам и немного вздремнуть, но вскоре Жасмин проснулась от беспокойства и из-за того, что веревки мешка, которые она завязала вокруг запястья, начали дергаться. Странники немного подкрепились финиками и хлебом. Прошел еще один день, и надежда Жасмин на то, что оставшиеся сапфиры будут найдены в пустыне, стремительно угасала.

Мешок нетерпеливо дохнул холодом.

– Я хочу найти другие осколки не меньше, чем ты, – с досадой сказала ему Жасмин.