– Можете рассказать, как это происходило? – попросил Дэн.

– Вам про какого? Про первого или про всех скопом? – уточнил охранник.

– Давайте про всех, но по очереди.

Выслушивая истории охранника, Дэн чуть было не пропустил того, кого ждал. Через калитку прошел молодой мужчина, кивком головы прощаясь с охранником. Тот кивнул в ответ и осведомился:

– Уже домой собрался? Что-то рано сегодня.

– Смена не моя. Это я к Горковичу напросился. Случай больно интересный, – пояснил мужчина.

– Неужто интересней «радужных»? – продолжал допытываться охранник.

– Ну, этих никто не переплюнет, – на ходу бросил мужчина, явно не испытывая желания поболтать.

– Это не Соболев, случайно? – глядя вслед уходящему мужчине, спросил Дэн охранника.

– Он самый. Между прочим, ему этих разноцветных покойничков больше всех в отделении досталось.

Но Дэн его уже не слушал. Он бежал вслед за Соболевым, крича на ходу:

– Доктор Соболев, подождите!

Соболев остановился в ожидании, пока Дэн не поравняется с ним.

– Вы что-то хотели? – вежливо поинтересовался он.

– Федеральная служба безопасности. Специальный агент Болдин Данила Романович. Уделите мне несколько минут вашего времени? – доставая удостоверение, представился Дэн.

– А в чем, собственно, дело? – поинтересовался молодой доктор.

– Предлагаю найти более уединенное место, – указывая на любопытных прохожих, предложил Дэн. – Речь пойдет о пациентах, не доживающих до осмотра.

– Так вот вы о чем, – понимающе протянул Соболев. – Теперь все понятно. Неужели проблемами глубинки наконец-то заинтересовались высокие чины? Что, дело получило резонанс?

– Можно и так сказать, – согласился Дэн. – Так как насчет беседы?

– Пойдемте. Есть тут неподалеку одно укромное местечко.

Соболев направился обратно в сторону больничного двора. Проходя мимо охранника, он предупредил:

– Если меня будут искать, я в беседке у дальнего корпуса.

Охранник понятливо кивнул. Мужчины дошли до конца асфальтовой дорожки и свернули на газон. Меж пожухлой травы петляла узкая тропинка, ведущая к дальнему краю больничного двора. Сквозь деревья Дэн увидел старенькую беседку. Это шаткое строение и было конечным пунктом следования. Расположившись на полусгнивших досках скамьи, Соболев вопросительно посмотрел на Дэна, ожидая вопросов. Тот не заставил долго ждать.

– Охранник сказал, что вы принимали первого «радужного» пациента, это так?

– И первого, и второго, и десятого. Дежурство-то мое было. Я на сутки в восемь утра заступил и до восьми утра следующего дня нес вахту, так сказать, а большая часть «летальных больных», как официально велено называть интересующих вас пациентов, прибыла как раз в этот промежуток времени. Доктора из другой смены только троих приняли, насколько я знаю.

– Расскажите про первого, – попросил Дэн. – Думаю, первые впечатления были самыми запоминающимися.

– Это с какой стороны посмотреть, – возразил Соболев. – Нет, я, конечно, удивился, когда санитары на каталке привезли того мужчину. Помню, я тогда подумал, что, быть может, он художник или еще что-то в этом роде. О том, что цвет кожи как-то связан с состоянием больного, мне и в голову не пришло. Это уже потом выяснилось, когда я из санитаров подробности вытягивал. Только мужик к тому времени скончался. Можно сказать, что мне он достался уже мертвым.

– Предварительный диагноз причин смерти поставили?

– А как же без этого? Даже целых три: хроническая сердечная недостаточность, травматическая асфиксия и, естественно, отравление неизвестным веществом. При вскрытии подтвердился последний диагноз. Правда, не совсем так, как я предполагал.

– Что вы имеете в виду?

– Дело в том, что в настоящий момент я пишу диссертацию, тема которой напрямую связана с отравляющими веществами, их воздействием на организм, особенностями симптоматики, зависящей от способа введения, и прочей специфической информацией. Как видите, в данной области мои познания немного шире дилетантских, – пояснил Соболев, – и тем не менее, изучая результаты вскрытия, я не смог определить даже то, каким образом произошло отравление!

– Кого-то из «летальных» больных вам удалось застать в сознании? – задал следующий вопрос Дэн.

– Пока нет. Был, правда, один, – подумав, ответил Соболев, – но сказать про него, что он был в памяти, это слишком громко. Более точное определение – парень сохранил способность передвигаться.

– Как он попал к вам? Если можно, опишите, не пропуская ни одной детали.

– Его привез сослуживец. Приехал на «ЗИЛе» с крытым фургоном. Парни занимались перевозками различных грузов на междугородных рейсах. Тот, что был за рулем, ворвался в приемное отделение где-то около трех часов дня. Я только-только прилег отдохнуть, сутки на ногах ведь не простоишь, а тут пауза образовалась, ну, я и решил вздремнуть. Так он прямо в ординаторскую завалился, давай за грудки меня хватать. Спасай, говорит, товарища, помирает он. Я спросонья понять ничего не успел, а он уже тащил меня к выходу. До крыльца добраться успели, пока мне остановить его удалось. Ну, заставил я его объясняться. Он как начал симптомы перечислять, я сразу понял, что еще один «радужный» в больничку прибыл. К тому времени их уже двое было, и главврач с меня стружку за «летальные» снять успел. Ну, думаю, хана нам всем. Еще один смертный случай за три часа. Где, спрашиваю, дружок твой? В фургоне, говорит. Ему свет глаза режет, в кабине ехать не согласился. Я сам на пропускной пункт пошел. Там охранник наш, Жуков, уже на стреме стоял. Как только меня увидел, шлагбаум поднял, и в сторонку. Он от первых двух пациентов еще не отошел, а тут третий на подходе. Я в фургон полез, хотел на месте больного осмотреть, а то не доведем, думаю, до смотровой, что тогда? – Соболев замолчал, заново переживая события вчерашнего дня.

– Так вы успели больного осмотреть? – поторопил его Дэн.

– Успел. Только что там за осмотр? Темно в фургоне, хоть глаз коли, а больной к дальней стене прижался, дрожит и из машины выходить отказывается. Я дверь пошире открыл, а он как заорет, аж мурашки по коже! Жжет, кричит, больно, и глубже в стену вжаться пытается. Прямо как в фильмах ужасов! Я щелку небольшую оставил, и к нему. Не переживай, говорю, не буду я тебя из фургона тянуть, а у самого мысль возникла, вдруг, думаю, это не «радужный», а шизофреник в стадии рецидива? Что там у него в голове? Солнечный свет его, видите ли, жжет. Хоть и с опаской, но подошел поближе. До руки дотронулся, а она огненная, будто пламенем изнутри объята. Что вас беспокоит, спрашиваю, а он глаза не открывает, будто смотреть на меня не хочет. Я снова с вопросом своим, что болит, говорю, на что жалуетесь? Он глаза-то открыл, а они темно-фиолетовые, почти черные, даже при тусклом свете видно. Тут приятель его к нам присоединился. Стали мы больного вместе уговаривать, чтобы он на осмотр согласился. Только зря время потратили, он на нас почти не реагировал.