– Проходите, – позволила она.

– Сейчас, – пробормотал Павел. – Держите билеты… Домой звякну, жене, скажу, что все в порядке, отправляемся… Ты сотовый с собой не прихватил? – обратился к Аркадию.

– Там не возьмет, – спокойно пожал плечами тот. – Незачем и брать.

– Я взял! – встрял Виталий. – Сразу штуку на счет кинул, на всякий случай.

– А, – с презрением махнул Пашка рукой. – Зря старался. Джиэсэмовский стандарт – туфта, детство собачье. То ли дело – во, смотри!

И он извлек из внутреннего кармана куртки здоровенный, как лапоть, аппарат.

– Монстр, – сказал Егор.

– Зато возьмет где хочешь, хоть на том свете, – Пашка стал набирать номер.

– Грузимся, ребята, – распорядился негромко Аркадий.

Стали закидывать в вагон рюкзаки. Егор стоял в тамбуре и, принимая вещи, слышал, как заговорил по мобильному Забелин:

– Алло, Танюха?.. Это я, привет. Ну что, порядок, отправляемся… Да, уже у вагона, минут через десять… Что? Ага, ага… Ну все, люблю, целую… Люблю, люблю, говорю! Всей душой и всем телом – конечно, кроме жопы… Шучу, дура!..

Егор беззвучно рассмеялся и подхватил обеими руками два самых тяжелых рюкзака.

Состав качался, весело громыхая по рельсам. Сон мигом улетучился: в поезде почему-то пробуждение всегда такое – проснулся, и сна ни в одном глазу.

Егор скосил взгляд вправо, затем, сколько смог, вниз. Вагон спал. Серенький туманный полусвет заполонял пространство, и по этому Егор определил, что время где-то около семи утра.

Вагон сильно мотнуло на изгибе пути, внизу с легким стуком упали и покатились пустые пивные баллоны.

Этот звук напомнил Княженцеву о вчерашнем выпитом и сгрызенном, и сразу же рот его насытился пивной отрыжкой, а слева между зубами очутилось застрявшее там волоконце рыбы.

Стал орудовать ногтем и так и сяк, чуть не расковырял десну, а объедок ехидно сидел на месте… Ничего не поделаешь, придется будить Семена.

Егор, кряхтя, повернулся.

Они с Семеном лежали на верхних полках, внизу дрыхли Пашка с Виталием. Аркадий устроился на боковухе, так как никому на ней быть не хотелось, а Кауфману до лампочки, вот он там и расположился.

– Семен, – вполголоса окликнул Егор.

Соратник по походу не пошевелился, как лежал пластом, так и остался. Тихо лежал, без храпа, без звуков, будто и не дышал даже.

– Семен! – придушенно рявкнул Княженцев.

Без толку.

Рассердясь, Георгий перегнулся через провал меж полками, принялся расталкивать спящего.

– Семен… да Семен же, твою маму!..

И добился-таки своего. Семен зашевелился, завозил ногами по матрацу, повернулся и отворил наконец пустынные глаза.

– Семен, проснись! Подъем скоро.

В мутных глазах мелькнул какой-то сигнал, пропал, вернулся, задержался…

– Ааа?.. – вырвался сиплый звук из полуоткрытого рта.

– Хвост на! – передразнил Георгий, но беззлобно. – Проснулся?

Лежащий моргнул и действительно проснулся.

– Доброе утро… – просипел он пересохшим горлом.

– Доброе, – согласился Георгий. – Слушай-ка, у тебя, кажется, спички имелись?

Семен облизнул губы, кашлянул.

– Спички? – переспросил нормальным голосом. – Да, есть, а что, тебе нужны?

– Нужны.

– Зачем? – вроде бы удивился Семен.

– Ну вот, зачем!.. Москву поджечь, как Наполеон, – замысловато сострил Княженцев, но тут же сказал спокойно: – В зубах какая-то зараза застряла, мешает. Выковырнуть надо.

– А, – сразу понял Семен. – Это пожалуйста.

– Спасибо. Мне одну всего…

Семен спрятал спички, откинулся на полку и мгновенно провалился в свое персональное небытие.

Егор еще полежал немного, а потом все-таки встать пришлось – природа потребовала, никуда не денешься. Точнее, та часть природы, что именуется мочевым пузырём. Егор легко спрыгнул с полки, натянул кроссовки и проследовал в конец вагона, мотаясь вместе с ним, хватаясь за поручни на перегородках. Когда же, справив нужду, пошел назад, еще издалека увидел, что Аркадий не спит, обувается, сидя на своей лежанке.

– Привет, – вполголоса поздоровался Егор, подойдя.

– Здорово, – бодро отозвался Кауфман. – Как спалось?

– Отлично, в поезде мне почему-то всегда спится хорошо.

Аркадий встал, притопнул сперва левой ногой, потом правой.

– Н-да, – сказал он. – Нет бы старые надеть, разношенные. До сорока лет дожил, а ума не нажил…

У Георгия брови взлетели чуть ли не на самые волосы:

– До скольки… Постой, тебе, что, сороковник?!

– Ну, прибавил малость, – сознался Аркадий. – Тридцать восемь.

Княженцев все равно не мог оправиться от изумления.

– Ну тем не менее… Даешь, брат! Я-то думал, ты нам с Пашкой ровесник, – тридцать два, тридцать три…

Удивление Егора выразилось еще и в том, что он заговорил в полный голос, и от этого восстал с верхней полки Семен – причем поразительно легко: сел, жутко зевнул и тут же спрыгнул вниз.

– Проснулись? – поинтересовался он и зашарил под полкой Виталия, отыскивая башмаки.

– Как видишь, – ответил ему Егор.

– Ага, – молвил Семен рассеянно. – А я прямо не знаю, что со мной… Всю ночь так и не заснул. Ворочался, ворочался, вставал, курил… Все уже спят давно, а я один, как сыч. Так и не спал.

Тут Княженцев поперхнулся удивлением и смехом, даже закашлялся.

– Семен Семеныч!.. – вскричал он. – Кха-кха… Что-то с памятью моей стало?

– Я Семен Николаевич, – объяснил Семен кротко.

– Э-э, дорогой мой, я ведь тоже Сергеевич, и тем не менее я-то все помню хорошо.

– Что хорошо?

– Как ты дрых без задних ног.

– Я дрых? Когда это?

– Ты. Ну или твой двойник. Клон, так сказать.

От шумных разговоров завозился на своей полке Пашка, повернулся, потянулся, почесался и начал вставать – мятый и всклокоченный.

– Кто? – оторопел Семен. Глаза его широко раскрылись.

– Клон, говорю! – И Княженцев прибавил веселое непечатное ругательство.

– Э, опять матом ругаетесь, как маленькие дети… – пробурчал Забелин. Запасы его офицерских прибауток были неистощимы. – Чего такое?