Пять людей вокруг горки земли. Пять людей вокруг могилы.

Это мы.

«Нет!» – хочу заорать я, но не могу произнести ни слова. Не могу пошевелить ни единой мышцей. Я парализован, приклеен к кровати, и пусть Кайл совсем рядом, кажется, что он за миллионы миль отсюда.

Я смотрю, как фигуры копают могилу.

Смотрю, как одна из них под бравурные фанфары вытаскивает что-то величиной с пиксель.

Смотрю, как открывает находку. Экран вдруг меняется, фигуры становятся чёрными, а фон – таким ослепительно белым, что больно глазам. Я их не закрываю. Я не смог бы моргнуть даже при всём желании. Может, у меня и сердце сейчас не бьётся.

Что-то выходит из того единственного отрытого пикселя.

Капля.

Фигура.

Призрак.

Он выбирается из жестянки, растёт и растёт, поглощая белизну, растекаясь по экрану, как разлитые чернила.

Пожирает свет.

Увеличивается.

Становится ближе,

а из звуков остаётся один,

всего один,

и это треск статики.

Треск статики!

А тень уже заполнила собой весь экран.

Просто тень с горящими белыми глазами

и острыми белыми зубами.

Она тянется к краям экрана.

Рвётся

наружу.

Экран выпячивается.

Ревут статические помехи.

и я знаю,

знаю:

тень пришла за мной.

Что бы мы ни откопали, оно нашло нас.

Я хочу вопить.

Я хочу бежать.

Я хочу закрыть глаза,

а тень

растёт.

Тень хочет выбраться

из монитора,

превращается в руку —

в руку, которая

проникает ко мне в спальню,

хочет сцапать

пятью

кривыми когтями.

Я окликаю Кайла, потому что рука тянется к нему,

нависает над его лицом.

Я должен спасти его.

– Кайл! – каркаю я снова.

Слабый шепот.

Почти выдох.

– Кайл, – урчит голос.

Не мой.

Не мой.

Когти начинают смыкаться

на лице Кайла.

Он вот-вот задохнётся.

Он…

Тут Кайл поворачивается, случайно бьёт рукой по системному блоку – и тот весь дрожит. Одна из моих старых игрушечных машинок с громким «хрясь!» падает на пол и будит Кайла.

И пугает меня.

– Что за?.. – хрипло говорит Кайл и садится. Но глаз не открывает.

Я вскакиваю. Наконец-то я могу двигаться!

Но всё равно невольно смотрю на компьютер. На выключенный компьютер.

Кожа гудит и подрагивает, будто меня зарядили электрическим током.

Я открываю рот, говорю: «Кайл!», на этот раз громче.

Но Кайл плюхается на пол. И сразу засыпает.

Я не шевелюсь, хотя в пальцы стремительно возвращаются кровь и чувствительность.

Я не отрываясь смотрю на компьютер. Жду, что он включится снова. Гадаю, не приснилась ли мне эта тень.

Вдруг она просто кошмар в полудрёме, а Кайл меня разбудил? Не схожу ли я с ума?

Я смотрю на компьютер всю ночь.

Смотрю, пока небо за окном из чёрного не становится розовым и глаза не начинает щипать.

Лишь тогда я разрешаю себе их закрыть. Лишь тогда разрешаю себе уснуть.

И снится мне шум статических помех.

Эйприл

Когда я просыпаюсь, рот будто полон статического электричества. Однако я не открываю глаз, не выбираюсь тотчас из кровати. Лежу, зарывшись под все одеяла, и перебираю в памяти всё, что случилось ночью. На полу рядом громко сопит Андре. Обычно он устраивается в комнате моего младшего брата, но сегодня я попросила побыть со мной. Не хотела оставаться одна.

Андре, я знаю, тоже не хотел.

Мы вернулись чуть ли не бегом. Всю дорогу молчали и даже не сказали «пока» Дешону и Кайлу. Только обменялись напоследок взглядами, в которых читалось твёрдое намерение позабыть обо всём, что случилось на кладбище.

Теперь я почти жалею, что мы не поговорили.

Что же Каролина обнаружила в той жестянке? Забрала ли находку? А может, подстроила всё сама? Хочется обвинить её, но её побледневшее как мел лицо выглядело таким потрясённым. Похоже, она удивилась не меньше нашего. Что бы там ни лежало, это личное. А значит, Каролина не просто так отправилась за нами… Кто-то закопал ту жестянку для неё, то есть она тоже получила записку. Кто-то решил собрать нас пятерых на кладбище. Но зачем?

Несмотря на все одеяла, меня начинает знобить от одной лишь мысли о том, что́ я заметила, уходя.

Фигура у могилы. Клоун.

В смысле, я думаю, что это был клоун. Светлая рубашка с объёмными подбитыми плечами, причёска-одуванчик, окружавшая лицо перевёрнутым полумесяцем. Незнакомец помахал мне огромной рукой в перчатке, и, клянусь, из темноты полыхнули глаза. Они светились бледной голубизной и позволяли видеть улыбку, слишком широкую для нормального человека.

По спине вновь пробегает дрожь.

Нет, наверное, просто воображение разыгралось.

А даже если и не так, значит, просто какой-то старшеклассник в маскарадном костюме решил подшутить. Тот самый, который заманил нас всех. Наверно, снял на камеру и выложил запись в интернет смеха ради: «Посмотрите-ка, вот идиоты, испугались на кладбище сами себя!»

Но… если вдуматься, я не видела ничего действительно страшного.

Разве что клоуна.

Откуда этот шутник узнал о клоуне?

Чушь какая-то! Если кто-то затеял розыгрыш, то почему не выпрыгнул из темноты и не напугал нас? Почему было так тихо?

Возможно, что-то пошло не так. Неполадки с какой-нибудь бутафорией. Возможно, нам готовили встречу с пластиковым скелетом или какой-нибудь тварью, которая должна была выскочить из могилы.

Но что, если записку послали не дети? Что, если это сделал сам клоун?

Чем больше думаю, тем меньше понимаю. Зачем нас туда притащили? Кто наблюдал за нашим уходом?

Слышно, как в соседней комнате расхаживает мама. Андре – гей, но вдруг её расстроит, что он заночевал у меня в комнате? Может, выставить его, пока она не заметила? Пусть незаметно переберётся к Фредди. Фредди явно ещё не встал. По утрам он сущий кошмар. Вот проснётся, поймёте почему!