Если вернуться к Алексии, Фред даже не догадывался, что могла в нем найти эта богиня эротики. Но, честно говоря, рассчитывал воспользоваться своим везением до конца. А оно вроде не собиралось заканчиваться. Он оставил себе несколько дней от отпуска, чтобы отвезти ее на каникулы в Бретань. Поначалу она сдержанно отнеслась к этой идее, потому что участвовала в студенческих манифестациях против проекта университетской автономии и хотела остаться в Париже, занимаясь их подготовкой. Что может быть сексуальнее молоденькой манифестантки, думал Фред. Но в итоге она согласилась. Там он сможет наслаждаться видом ее голой груди все три дня нон-стоп, ему останется лишь надеяться, что ей не часто захочется на прогулки. К тому же, пришел к выводу Фред, нескромно, но безрезультатно пытаясь заглянуть в стоящие у его ног пластиковые пакеты, людей, с которыми он общается, не так уж много, поэтому их озадаченные взгляды не слишком напрягают. По сути дела, его ближайшие друзья – это его сокланы, партнеры по видеоигре, а им наплевать с высокой колокольни на Фредову личную жизнь. Все хорошо, пока Антуан не в курсе, но такое положение долго не продлится – на этот счет у Фреда иллюзий не было. Они не виделись с похорон, и он надеялся, что старший брат не заговорит об истории с футболкой In Utero во время семейного обеда, хотя у того имелась неприятная привычка обо всем доносить родителям. Однако Фред уже давно решил, что не будет обижаться на брата за его наезды. Он понимал, как трудно ему приходилось все эти годы, когда он был вынужден выслушивать вечные восторги родителей по поводу непревзойденного ума Фреда. Кульминация пытки пришлась на выпускной класс – тогда они достигли точки невозврата: Антуан провалил экзамен на бакалавра, а его паршивец брат легко перепрыгнул через две ступеньки, и оба оказались на одном уровне, несмотря на трехлетнюю разницу в возрасте. Внешне Антуан не проявлял свои чувства, он сделал над собой усилие, постарался, чтобы Фреда приняли в его компанию, и даже иногда, от случая к случаю, поверял ему свои с Эмой сердечные тайны. Тем не менее, по прошествии времени, стало ясно, что этот год бесповоротно разрушил остатки братских уз, которые и так уже изрядно ослабли. Фред жалел, что Антуану невдомек, до какой степени ему наплевать на все свои достижения. Напротив, он бы отдал полжизни за то, чтобы стать таким же крутым и популярным, как брат. Но когда у него в этом смысле что-то получилось (причем какой ценой!), Антуан уже не общался с крутыми парнями, ему нужно было добиваться жизненного успеха. Братьям никак не удавалось совпасть по фазе.

Фред все еще краснел, вспоминая свою футболку. Ситуацию усугубляло то, что его смущение заметила Эма – воплощение крутизны. Почему он никогда не попадает в ожидания окружающих? Или, скорее, почему все эти условности так важны?

Он убавил звук своего плеера. У него устали уши. А ведь это была рок-группа, созданная Алексией и ее подругами по факультету. Она называлась Parisiennes Not in Love[3], потому что, да, Алексия не только участвовала в студенческих демонстрациях, но и выходила на сцену раз в месяц на концертах, которые устраивались в каких-то обшарпанных подвалах. Фред был вынужден признать, что их вопли не очень его впечатляют. Вздохнув, он спросил себя: может, я просто старый хрен, маскирующий свою похоть потоком поэтических слов. Он мог часами импровизировать, сочиняя блазоны, возносящие хвалу молочным железам, но это не значило, что вся его теперешняя жизнь сводится к единственной цели – кончить на грудь девятнадцатилетней девчонки.

Когда он выходил из поезда на вокзале Сен-Лазар, ему пришло в голову, что для социальных отношений, пожалуй, хорошо, что люди не наделены даром читать чужие мысли. Иначе он завершил бы жизненный путь на костре.

Каждое воскресенье Антуан и Фред по очереди приезжали в гости к родителям. За исключением первого воскресенья месяца, когда они встречались все вчетвером. Вчетвером, потому что последние два года жена Антуана явно уклонялась от выполнения тягостных обязанностей невестки.

Семейный обед проходил в точности как предполагалось, то есть как всегда, иными словами, оборачивался длинной цепочкой унижений для Фреда. К счастью, он был напрочь лишен самолюбия. И как обычно, все началось с тщетной попытки матери успокоиться насчет перспектив на будущее младшего сына. Того самого младшего сына, который, как она напоминала при любой возможности, сдал экзамен на бакалавра в шестнадцать лет, причем с лучшими баллами в стране, благодаря чему удостоился репортажа в теленовостях. Еще даже до того, как поступил в Высшую политехническую школу. Отец, напротив, предпочитал забыть, какое блестящее будущее ожидало сына, поскольку ему слишком трудно было смириться с сегодняшней реальностью. А в этой реальности Фред был секретарем на строительном предприятии. Сам он на вопросы о карьере обычно ограничивался ответом, что работает временно. И в отличие от родителей, для которых это не являлось профессией – в особенности если ты когда-то был самым блестящим бакалавром Франции, – большинство удовлетворялось таким ответом. Он не стыдился своего секретарства. Но само название должности – секретарь – всегда провоцировало не вполне однозначное толкование. Мужчина-секретарь мог быть только и исключительно секретарем ООН. Кстати, отец Фреда иногда проявлял слабость и не развеивал заблуждения собеседника. “Мой сын? Он секретарь. Где? Ты даже не представляешь…” Но в целом отец вел себя так, как если бы он принял к сведению абсурдное решение своего младшего сына и ухитрялся считать Фреда абсолютно нормальной особью. За исключением моментов, когда мучительная тема шахматных турниров в очередной раз заставляла его страдать.

К счастью, в это воскресенье он был слишком увлечен проклятиями в адрес молодого коллеги, уведшего у него “Точку с запятой”, передачу о культуре, безжалостно навязывавшую его телезрителям на протяжении двадцати лет.

– Если все дело в интервью с Даниэлем Отёем, я бы взял его. Ты видел передачу, Антуан?

Антуан открывал вино и ответил, не потрудившись оторвать глаза от бутылки:

– Нет. У меня сейчас много работы. К тому же я перестал смотреть ее, когда ты ушел из ведущих.

– Э-э-э-э… Осторожно, ты это делаешь через одно место. Так ты раскрошишь пробку, а не откроешь. А ты, Фред?

– Не раскрошу. А Фред и раньше не смотрел ее.

Мать только что опять села за стол, поставив посредине блюдо с утиной грудкой под медовым соусом, заказанной в кулинарии.

– Антуан, передай мне тарелку отца и перестань цепляться к брату.

Фред протянул свою тарелку.

– Нет, мама, он прав. Не знаю почему, но мне никогда не удавалось заинтересоваться этой передачей. Наверное, ты нас слишком часто заставляла смотреть папу, когда мы были маленькими.

– Спасибо, приятно слышать. Если она надоела даже моим сыновьям, правильно, что меня отстранили.

Мать положила кусок утки на свою тарелку и повернулась к Фреду, окинув его хитрым взглядом, не сулившим ничего хорошего.

– Знаешь, мой дорогой, ты отлично выглядишь…