— А кем работает ваша тетя?

— Я танцую, молодой человек, в хореографическом коллективе, — насмешливо проговорила Ярилова, подняла вверх руки и повернула в сторону голову, будто лебедь из «Лебединого озера».

Хм, танцовщица, тогда понятно, откуда у нее такое красивое и сильное тело. Я сделал шутливый полупоклон:

— Спасибо за молодого человека, тетя! А вы кем работаете? — взглянул на Алину.

— Учителем английского языка, — задорно ответила девушка и подставила солнцу правый бок.

Наступила пауза, меня про мой род занятий никто почему-то не спрашивал, и я решил сказать о нем сам:

— А я — тренер по вольной борьбе в детской юношеской спортивной школе.

— Вау! То-то, я смотрю, вы весь из мышц состоите, — сказала Алина с нотками уважения в голосе, а ее родственница, как мне показалось, заинтересованно взглянула на меня. — Люблю физически развитых людей. А вы почему один приехали на отдых?

Я посмотрел на пришедшего на пляж Люстрина, который остановился у одного из зонтиков со свободными лежаками и махнул мне рукой в знак приветствия. Я тоже махнул ему в ответ и повернулся к Алине:

— Не люблю шумные компании, мне нравится одному отдыхать.

— А как же жена, дети? — задала коварный вопрос девушка, явно желая выяснить мое семейное положение.

Люстрин поднял сложенный каркас зонта с тентом, расстелил на лежаке полотенце, положил на него пляжную сумку, потом снял с себя шорты, майку, обувь и босиком направился к морю.

— Холост я, вернее, разведен, — не стал я лукавить.

— Понятно, — кивнула она и задала следующий вопрос: — Ну, и как вам здесь?

— Отлично, — признался я. — Меня все устраивает.

Свободных мест на пляже становилось все меньше и меньше, а народ все прибывал и прибывал. Кое-кого из отдыхающих я уже знал. Из столовой, размахивая сумкой, к морю шла большеротая девица, она как-то неласково посмотрела в мою сторону, но не подошла, очевидно, из-за того, что я находился в компании с Алиной, продефилировала мимо и устроилась на лежаке, в стороне от меня. Невдалеке справа, ближе к ограждающему территорию забору, который уходил прямо в море, я заметил «селадона» Николая Гуляева, а почти у самой кромки воды внизу — врача Галину Студенцову. Она явно уже давно была здесь, но я только сейчас обратил на нее внимание. А вот к женщинам направился Валерий Замшелов собственной персоной, в своей летней сетчатой шляпе и прикольном пляжном костюме, состоящем из шорт и рубашки пижамной розоватой расцветки. Действительно, «ба, знакомые все лица!», Михаила Бурмистрова только не хватает. Но не все друг другу были рады. Алина, заметив Замшелова, как-то скисла, и я понял — общество бородатого не очень-то нравилось ни ей, ни ее тете. Но тому все нипочем, шел и улыбался расположившейся на лежаке Надежде, которая пока его не замечала, и Алине!

Терпеть не могу прилипал. У них нет ни гордости, ни чувства собственного достоинства. Их сначала вежливо отшивают, но они бывают настойчивы и продолжают липнуть, тогда от них уже пытаются отделаться явно и открыто, но они не отстают, в таких случаях приходится их откровенно посылать подальше или… сдаться на их милость. Ну а если все же удается отшить, прилипала не отчаивается, находит себе новый объект для обожания. Я тоже люблю женщин, но, если мне дадут понять, что я неприятен, настырничать не буду, потому что для моего самолюбия это чувствительный удар, я сразу отступлю. Замшелов как раз к категории прилипал и принадлежал.

Общество его мне, естественно, не нравилось, но я в отличие от женщин мог повернуться и уйти, они же вынуждены были терпеть его присутствие. Я решил воспользоваться своим правом покинуть компанию и сказал, обращаясь к Алине и Надежде:

— Пойду искупаюсь.

Воздух уже прогрелся, нагрелось и тело, отчего и вода стала казаться не такой холодной, как ранним утром. Очки я не снимал, солнце уже светило ярко, отчего на море в плескавшихся от поднявшегося ветерка волнах блестели, сверкали и искрились мириады бликов, и без очков глазам было больно. Я отплыл на приличное расстояние от берега и развернулся к нему лицом. Вау, как говорит Алина, физиономия у меня сама собой расплылась от удовольствия. Какая замечательная картинка — золотистая от песка береговая линия, пестрый от купальных костюмов пляж, разноцветные, непохожие один на другой отели, за ними горы. Ну чем не райский отдых? И чего все наши соотечественники Турцию ругают? Не Мальдивы, конечно, но и мы не Волочковы. Когда я подплывал к берегу, уже издали заметил, что в компании Надежды, Алины и Замшелова появился еще один персонаж — Адам Демир. Он явно любезничал с Милушевой, и та, судя по улыбке, отвечала ему взаимностью.

«Да, Игорек, упустишь ты так девицу, — сказал я сам себе с усмешкой, — останешься на бобах. Ну, и черт с ним, не стану же я соперничать с каким-то турецким трансвестит… нет, трансферменом-пацаном». Значит, Алине мужчины иного типа нравятся, и я не принадлежу к их категории. Шутки шутками, но настроение у меня испортилось. К своему лежаку я не пошел, чтобы не мешать компании беседовать, остался на кромке берега загорать и созерцать окружающую природу. От этого занятия меня отвлек раздавшийся за моей спиной голос:

— Привет, Игорь!

Я оглянулся. Сзади стоял Бурмистров. После вчерашнего возлияния он выглядел неважно. И без того отечное лицо оплыло и, казалось, готово было сползти с черепа, будто оплывший воск со свечи. Пористая кожа на лысине и физиономии нездорового малинового оттенка, глаза заспанные, с трудом открывающиеся, умный еще вчера днем взгляд померк, став тяжелым и тоскливым. Да, хорошо вчера погулял господин полицейский, от него явственно потягивало перегаром и «свежачком» — очевидно, с утра Бурмистров успел похмелиться. Он был в одних плавках, готовый окунуться в море, чтобы взбодриться.

— Доброе утро, товарищ майор! — ответил я и сделал шаг чуть в сторону, чтобы солнце не светило в глаза.

— Я не на службе, — буркнул полицейский, — а в отпуске, на отдыхе, так что зови меня Михаилом, и можно на «ты».

— Да без вопросов! — проговорил я неуверенно и пожал плечами — я не знал, чего хочет от меня полицейский и как мне себя с ним вести.

Бурмистров между тем продолжил:

— Говорят, вчера ты и белобрысый мужик подняли шумиху по поводу того, что я не присутствовал на собрании, а потом все завалились ко мне в номер. Сам-то я этот момент не помню, был не в форме. — Майор говорил уверенным, покровительственным тоном, каким, очевидно, привык разговаривать с криминальными элементами у себя в полиции на допросах. — Не в полицейской, конечно, форме, — уточнил он, усмехнувшись.

— А кто говорит-то? — проявил я любопытство.

— Да вон тот бородатый. — Михаил указал большим пальцем за плечо, туда, где любезничал с Надеждой Замшелов. — Все уши сейчас мне прожужжал, рассказывая при дамах, как ты притащил в номер мужиков полюбоваться на в дупель пьяного майора полиции.

Кто же знал, что бородатый таким сплетником окажется и будет трепать о вчерашнем, в общем-то, незначительном происшествии — подумаешь, мужик напился — на каждом углу, да еще и при женщинах. Но я сделал вид, будто не понимаю, что Бурмистров предъявляет мне претензии по поводу поднятого вчера переполоха, и перевел стрелки на Замшелова — пусть полицейский на этого типа собаку спустит: