— Теперь нам нужно идти! — сказала она властным голосом, означавшим, что следует подчиниться. — Кому я сказала, сейчас же!

Нюкта едва слышно заворчала, пытаясь выразить свое возмущение, но только рассмешила Эринию. Когда кошка подошла и потерлась о ее ногу, а затем облизала ей пальцы, Эриния поняла, что прощена.

Приготовившись бежать к дому, Эриния взглянула вверх — в высоте грациозно парил Тиль. Сокол всегда ревновал ее к кошке, и сегодня он выражал свое недовольство тем, что камнем падал вниз, к Нюкте, а затем взмывал вверх, планировал в воздушных потоках и снова бросался на сервала. Как ни странно, Нюкта пугалась Тиля и отскакивала всякий раз, когда птица кидалась на нее.

Добежав до фруктового сада у полуденной стены поместья, Эриния наконец замедлила шаг, придерживая сервала за усыпанный шипами ошейник, чтобы Нюкта оставалась рядом. Когда они достигли виноградника, сборщики винограда побросали работу, в страхе уставившись на дикую кошку, поэтому Эриния задержалась лишь на миг, чтобы сорвать спелую гроздь и отправить ее в рот. В отдалении виднелось хлебное поле, колосья покачивались на ветру, и Тиль, сложив крылья, устремился туда в поисках мелкой дичи.

Это был ее мир, и Эриния понимала, что видит его в последний раз. С тяжелым сердцем она вместе с Нюктой пробежала по аллее высоких стройных кипарисов, распугав гнездившихся там птиц. По хорошо утоптанной тропинке они направились к просторному кирпичному выбеленному известкой дому. Нюкта постепенно приноровилась к ее шагу и спокойно двигалась рядом, когда они вошли в огород, наполненный ароматами шалфея и мяты. Эриния увидела, как Тиль слетел вниз и изящно скользнул в окно ее опочивальни, где для него была устроена специальная жердочка.

В отличие от работавших в поле, рабы, трудившиеся на кухне, не обратили никакого внимания на Нюкту, часто бродившую по дому. Большинство из них видели, как она выросла из беспомощного детеныша до черной красавицы. По узкому коридору Эриния вместе с Нюктой прошла к себе.

— В клетку! — сказала она командным тоном. — Нет, нет! Нечего так смотреть на меня. В клетку!

Животное медлило.

— На место!

Раздраженно помахивая хвостом, Нюкта наконец подчинилась. Склонившись, Эриния осмотрела деревянную задвижку — та оказалась вся изгрызена.

— Теперь понятно, как тебе удалось сбежать! Придется подыскать что-нибудь покрепче, чтобы удерживать тебя в клетке. Особенно теперь, когда мы отправляемся в путешествие, — вздохнула девушка.

И снова черный хвост недовольно задергался. Эриния рассмеялась и взъерошила шелковистый мех.

— Не беспокойся! Скоро я тебя выпущу, и сегодня ночью ты будешь спать у меня в ногах.

Подняв скамейку, Эриния подперла ею дверь клетки, прекрасно понимая, что, если Нюкта захочет убежать, такая слабая преграда ее не остановит.

Девушка сняла сандалии и опустилась на скамью. Она даже не успела позвать служанку, как Абдаль вошла в комнату с кувшином свежей воды.

Это была очень привлекательная высокая худощавая женщина с некрупными чертами лица, с ласковыми карими глазами. Как и Эриния, она не нуждалась в парике. На Абдаль было простое белое платье из льняного полотна, густые темные волосы небрежно заколоты сзади гребнями из слоновой кости.

— Госпожа, лекарь попросил меня сообщить тебе, что твой отец мирно спит. Он дал хозяину настой из трав, который позволит ему отойти в мир иной, не испытывая боли.

Чувство вины захлестнуло Эринию. Ей следовало бы сегодня оставаться у постели отца, вместо того чтобы бегать по пустыне.

Укоряя себя, девушка поспешила по коридору. До поздней ночи она сидела у кровати умирающего, но он ни разу не шевельнулся. Дважды приходил Гелест и давал ее отцу лекарство, чтобы он продолжал спать.

За два часа до рассвета за ней пришла Абдаль.

— Животных уже переправили на лодку. Пора уходить и нам.

Эриния наклонилась и поцеловала отца в щеку, зная, что в этой жизни она с ним больше уже никогда не увидится. Она погладила его по лбу, но он так и не пошевелился.

— Я люблю тебя, отец! — прошептала девушка и направилась к двери. Она шла, не останавливаясь и не оглядываясь назад, потому что знала: стоит ей всего раз обернуться, и у нее уже не хватит сил покинуть его.

Повозка ждала у черного хода, и Абдаль повела хозяйку туда. Поскольку их отъезд держали в тайне, никто из слуг не вышел проститься. Тараджин, стражник, которому поручили сопровождать их в Александрию, уже сидел верхом. Он увидел женщин, но продолжал внимательно оглядывать окрестности, чтобы не пропустить неожиданную опасность.

Эриния удобно расположилась на мягком сиденье, и Абдаль устроилась рядом. До пристани было совсем близко, но с каждым оборотом колес повозки Эриния чувствовала, как углубляется пропасть, отделяющая ее от прошлого. Теплые воспоминания детства проносились в ее голове, пока она покидала единственный дом, который знала в своей жизни.

Капитан Сейфуллах беспокойно расхаживал по палубе, заложив руки за спину и поминутно поглядывая в сторону пристани в ожидании пассажиров. Если они в ближайшее время не прибудут, ему не удастся отправиться в путь до наступления жары. Становилось душно, и капитану не терпелось очутиться в потоке свежего ветра, который всегда ощущался на середине Нила. Услышав голоса, он с волнением бросился приветствовать дочь Фархаддина, поднимавшуюся по сходням. Эринию сопровождали двое: стройная женщина, которая шла справа от своей подопечной, и свирепого вида телохранитель — тот держал ладонь на рукояти меча. Капитан Сейфуллах внимательно посмотрел на Эринию. Говорили, что она очень красива, но, к его разочарованию, ему не довелось самому убедиться, правда это или нет. Госпожа Эриния низко опустила голову, проходя мимо группы матросов, открыто пялившихся на нее, а ее телохранитель окинул их грозным взглядом и сделал шаг ближе к хозяйке.

Капитан Сейфуллах часто перевозил животных для царского дрессировщика и даже был дважды приглашен на ужин в дом господина Фархаддина. Однажды ему удалось издали мельком увидеть дочь хозяина, когда она гуляла по саду, но вечерние тени скрывали ее лицо.

Эриния остановилась прямо перед капитаном, застав его врасплох, и сердце его заколотилось вдвое быстрее. Никакими словами невозможно было достойно описать красоту, едва скрытую полупрозрачной вуалью. Тонкие черты, небольшой, правильной формы нос, черные, изящно очерченные брови. Чем-то неуловимым она напомнила ему статую давно умершей царицы, которую он когда-то видел.

Капитан не был сентиментальным, когда дело касалось женщин, но эта была так прекрасна, что он подумал: она способна одним лишь взглядом лишить мужчину дара речи. Волосы, падавшие на лоб, были черны как смоль. Ее восхитительные глаза были подведены краской и зелены, как молодая трава, растущая по берегам Нила. Или нет, при ближайшем рассмотрении они казались бирюзовыми, как волны Серединного моря, или, может быть, как то и другое.