Дверь отворилась, и в светлом проеме показалась фигура высокого китайца с маленькой седой бородкой. На нем была свободная блуза из черного вышитого шелка.

Какое-то время оба молчали, затем Чан, улыбнувшись, заговорил первым. На чистом кантонском наречии он сказал:

– Добрый вечер, достойнейший Чан Ки Лим, разве ты не узнаешь своего недостойного кузена с островов?

В узких глазках Ки Лима блеснул огонек.

– Поначалу я и вправду тебя не узнал, – ответил он, – ибо на тебе одеяние заморских дьяволов, а стучишь ты так же громко, как и они. Тысячекратно приветствую тебя. Соблаговоли войти в мое убогое жилище.

Маленький детектив вошел в квартиру своего американского родственника. Она отнюдь не была убогой. Стены комнаты, в которую его провели, были увешены картинами на шелку изысканной, тонкой работы, а мебель сделана из тикового дерева и украшена искусной резьбой. Перед алтарем предков стояли свежие цветы, а по всей комнате – бледные ароматные китайские лилии, символ наступающего Нового года. Можно было подумать, что находишься в доме где-нибудь в Кантоне или Шанхае, если бы не американский будильник, который громко тикал на каминной полке.

– Прошу тебя, о двоюродный брат мой, располагайся на этом жалком стуле. Ты нагрянул нежданно, как августовская гроза, но я счастлив тебя видеть, – сказал Чан Ки Лим и хлопнул в ладоши.

В комнату вошла женщина.

– Моя жена, Чан Со, – представил хозяин ее гостю и, обращаясь к женщине, распорядился: – Принеси нам рисовое печенье и вино.

Вернувшись с угощением, женщина села напротив Чарли и разглядывала его через стол, на котором стояла ваза с веточкой цветущего миндаля.

– Я ничего не знал о твоем приезде, – повторил Ки Лим.

– Верно, – согласился Чарли Чан, – но не было смысла предупреждать тебя и доставлять лишнее беспокойство. Я тут по одному делу. Можно сказать, служебному.

Глазки хозяина превратились в две узкие щелочки.

– Да, мне приходилось слышать, чем ты занимаешься.

– Ты считаешь, брат мой, что это плохо?

– Я такого не говорил. И все же мне трудно понять, как китаец может иметь что-то общее с полицией заморских дьяволов.

Чарли Чан улыбнулся.

– Иногда, многоуважаемый брат мой, я и сам не совсем себя понимаю.

Бамбуковая занавеска раздвинулась, и в комнату вошла молодая девушка. Она походила на китайскую статуэтку своей изящной фигуркой и блестящими черными глазами на тонком красивом личике. По случаю праздника на ней были шелковые брюки и блуза с вышивкой, но ее коротко остриженные волосы, резкие движения, свободная манера поведения явно свидетельствовали о том, что она всячески стремится походить на американских девушек. В руках она держала большой поднос, заставленный разнообразным новогодним угощением.

– Моя дочь Роза, – представил ее Ки Лим, – а это наш знаменитый родственник с Гавайев.

И, обернувшись к Чарли, добавил:

– Моя дочь хочет уподобиться американкам, станет такой же бесстыжей, как и все дочери этих ненормальных белых.

Девушка, похоже, привыкла к ворчанию отца и не очень считалась с его мнением.

– Почему нет? – улыбнулась она. – Я родилась в Америке, училась в Америке, сейчас работаю в американской фирме…

– Работаешь в американской фирме? – удивился Чарли.

– Да, работает, – подтвердил ее отец. – И совсем не думает о том, как обязана вести себя молодая девушка, что прилично, а что нет. А работа ее состоит в том, что весь день она сидит на телефонной станции китайского квартала и говорит в трубку, а перед ней мигают красные и желтые лампочки.

– И что же в этом ужасного? – спросила Роза, улыбаясь гостю.

– Я тоже не считаю это ужасным, – улыбнулся тот в ответ. – Просто хорошая работа.

Тут начался разговор об общих родственниках, о далекой молодости Чарли Чана и Ки Лима, когда они были еще так молоды и неопытны, вспомнили и свои детские годы, когда вместе играли на далекой, незабываемой родине. Время пролетело быстро. Бросив взгляд на будильник, стоящий на камине, Чарли спросил хозяина:

– Эти часы говорят правду?

– Это часы заморских дьяволов, и они наверняка лгут, – в своей обычной манере ответил Ки Лим.

Чарли сверился со своими часами и поднялся:

– К огромному моему сожалению, я вынужден покинуть этот гостеприимный дом. Уже сегодня вечером дела заставят меня отправиться в очень далекие места – в пустыню, простирающуюся на юге этой огромной страны. Не испросив предварительно твоего согласия, мой мудрейший и благороднейший брат, я осмелился посоветовать моей жене пересылать важнейшую корреспонденцию для меня на твой адрес. Если что-нибудь придет на мое имя, будь добр, сохрани это до моего возвращения. Я вернусь через несколько дней, но поскольку все это время со мной практически будет невозможно связаться…

– Почему же невозможно? – совсем не с китайской бесцеремонностью Роза перебила своего почтенного родственника. – Ведь даже в пустыне есть телефоны.

– Вот как? – Чарли Чан с удивлением и интересом взглянул на нее.

– Ну да, в пустыне. Дня два назад у меня как раз был заказ на междугородный разговор с одним ранчо в Эльдорадо. Ранчо не в самом Эльдорадо, а в пустыне недалеко от него. Оно называется… Ой, забыла, как называется ранчо…

– А кому оно принадлежит, ты помнишь? Случайно, не Мэддену?

– Вот-вот, именно Мэддену! – обрадовалась девушка. – Я запомнила этот разговор, так как он был необычный.

– А заказал его кто-то, живущий в китайском квартале Сан-Франциско?

– Да. Заказали его из фарфорового магазина Вонг Чинга с Джексон-стрит. И разговаривал хозяин магазина со своим двоюродным братом Ли Вонгом, управляющим ранчо Мэддена.

Чарли Чан постарался скрыть впечатление, которое произвело на него это сообщение. Теперь он снова был полицейским детективом.

– А ты случайно не слышала, о чем они говорили? – спросил он как можно более спокойным голосом.

– О том, что Ли Вонг должен немедленно приехать в Сан-Франциско. Здесь его ждут большие деньги и прекрасное место, а…

– Эй, – прервал девушку отец, который уже давно с неудовольствием прислушивался к их разговору. – Ты не имеешь права выдавать служебные тайны никому, даже членам семейства Чанов.

– Ты совершенно прав, мой мудрый брат! – согласился Чарли. – А с тобой, розовый бутончик, мы еще увидимся! Хотя в пустыне и есть телефоны, со мной связаться будет невозможно: ведь я же поселюсь не на ранчо Мэддена, так что пусть мои письма приходят к тебе.

Ки Лим проводил Чарли до дверей и, поглаживая свою жиденькую бородку, произнес на прощание:

– Прощай, мой благороднейший, отягощенный важными служебными делами брат! Желаю тебе всяческого успеха на твоем нелегком пути.