– Похоже, кто-то ударил тебя… э-э-э… уж не кочергой ли? Во всяком случае, чем-то тяжелым и острым, поскольку рассечена кожа. Дело дрянь, но, я думаю, все обойдется. Была тошнота? Позывы на рвоту? Ну-ка, давай выкладывай все по порядку. Как это произошло?

Пока я рассказывал, он закончил обрабатывать рану, выписал рецепт и потом откинулся на спинку кресла.

Снег за окном повалил еще гуще. Брэдли слушал, не сводя с меня глаз, крепко сжав руками подлокотники кресла.

– Ты не сообщил об этом в полицию в Мэдисоне? – В голосе его слышалось недоумение.

– Нет, – покачал я головой. – Я знаю, мне надо было это сделать, но, боже мой, стояла ночь, я устал как собака! Все же кончилось благополучно, и я мечтал только об одном: как можно скорее лечь и заснуть. К тому же мне не хотелось рисковать – я мог застрять в больнице в Мэдисоне на несколько дней.

– Нетерпение, – произнес Брэдли тихо. – Прямо напасть какая-то. Я помню ту ночь, когда принимал роды у твоей матери у вас в доме. Твой дед был возбужден, места себе не находил от нетерпения. – Доктор Брэдли улыбнулся, поднялся с кресла. Годы ссутулили его. – Когда я наконец спустился по этой длинной лестнице, он стоял в холле: глаз не сомкнул, все ждал известий. Узнав, что родился мальчик, то есть ты, он потащил меня в библиотеку, растолкал твоего отца, спавшего на кушетке сном праведника, и мы втроем выпили за твое здоровье бутылку шампанского, которую дед целую неделю выдерживал на льду специально для этого случая.

Он ободряюще похлопал меня по руке, велел побольше спать, принимать таблетки, если головная боль усилится, и показаться снова дня через два. Доктор не поинтересовался даже, зачем после стольких лет отсутствия я вновь оказался дома. Вероятно, время в его возрасте уже не имело особого значения.

Часа в три я вновь зашел в библиотеку. Пола печатала каталожные карточки. Широко улыбнувшись, она сообщила, что на сегодня выполнила задание и через пять минут будет готова. Пока она занималась собой в задней комнате, я прошелся взглядом по полкам с детективами, отметил несколько небанальных вещей с броскими заголовками и стал что-то мурлыкать себе под нос. Мне и в голову не пришло попросить ее показать коробки с бумагами из нашего дома: все, что касалось фашизма, для меня являлось древней историей.

Мы отправились домой в ее автомобиле, шикарном желтом «мустанге» с откидным верхом. Пола называла его своим символом свободы. Она приобрела машину в Калифорнии и сама перегнала через всю страну в Куперс-Фолс. Попутно мы остановились у магазина, где я пополнил запас продуктов для кладовой во флигеле. Снег расходился не на шутку, покрыв дорогу толстым слоем. Сдутые ранее с верхушек деревьев шапки намело заново. Солдат в парке – теперь едва заметный – все так же шагал вперед, а мой предок все так же продолжал читать свою книгу.

На подъезде к дому снег стал глубже. Лужайка превратилась в каток. Нам потребовалось несколько минут, чтобы добраться до флигеля, но «мустанг», этот малорослый, но упорный шельмец, прошел-таки. Продраться сквозь такую метель – все равно что выиграть сражение, и мы с Полой обменялись торжествующими улыбками, стоя в передней и с шумом отряхивая снег.

– Похоже, что его еще нет, – заметила она. – Я приготовлю кофе. Или ты предпочитаешь что-нибудь выпить?

– Только кофе. А пью я теперь исключительно коньяк и портвейн.

– У тебя есть все основания гордиться собой, Джон – Она прошла на кухню, и, глядя на нее, я восхитился ее длинными, стройными ногами. Пола обернулась, почувствовав мой взгляд. – А почему бы нам не разжечь камин? – предложила она.

Я чиркнул спичкой, разжег кучку поленьев в камине в библиотеке и стал греть над огнем руки. За окнами сгущалась темнота. За раздвинутыми тяжелыми портьерами открывалась бесконечная снежная пустыня.

Пола принесла кофе.

– Знаешь, Пола, меня начинает беспокоить отсутствие Сирила. Почему он до сих пор не приехал?

– Послушай, а что, если позвонить на телефонную станцию и спросить, не было ли междугородного звонка? Потом на телеграф. Ты ведь отсутствовал, и никого не было, чтобы передать тебе, а он, возможно, пытался с тобой связаться.

Ни на телефонную станцию, ни на телеграф не поступало никаких сообщений или звонков. Оставалось одно: ждать и коротать вечер в пустых разговорах и случайных воспоминаниях. Мы сидели и пили горячий кофе. В камине потрескивали поленья.

Наконец, чтобы убить время, я решил подняться на второй этаж, чтобы взглянуть на свою старую комнату, полистать книги на полке и убедиться, все ли там осталось по-прежнему.

– Можно, я пойду с тобой? – попросила Пола. – Мне совсем не хочется оставаться здесь одной. Ты не против? А то этот ветер действует мне на нервы.

Я включил свет в вестибюле, щелкнул выключателем, зажигавшим лампы в коридоре второго этажа. Безрезультатно. Видно, лампочки наверху перегорели.

– Как-то странно снова оказаться здесь, – заметил я. – У меня прямо мурашки по коже бегают.

– Понимаю. Я не была тут с тех пор, как Сирил… привел меня однажды сюда давным-давно.

Она поднималась вслед за мной по лестнице – той самой, по которой тридцать четыре года назад спускался доктор Брэдли с радостной вестью о моем рождении. Лестница осталась прежней. Дом тоже совсем не изменился. В коридоре мы остановились, давая глазам привыкнуть к мраку.

– Джон, посмотри, там горит свет.

Я оглянулся и увидел слабый отблеск и полоску света на полу и на стене. Что-то лязгало с задней стороны дома. Я нащупал выключатель, но он не работал.

Мы медленно двинулись на свет, я слышал за собой прерывистое дыхание Полы. Свет выбивался из-под двери бывшей дедушкиной спальни. Чем ближе мы подходили, тем больше мне становилось не по себе. Я нервно хихикнул:

– Просто смех, и только! С какой стати мы идем на цыпочках?

Мы оба с облегчением засмеялись, она взяла меня за руку и сжала ее холодными влажными пальцами. Мы вошли вместе.

Сирил сидел в одном из двух вольтеровских кресел возле окна. Глаза его были закрыты, а сам он как-то склонился в сторону, голова опустилась на плечо, левая рука неподвижно вытянулась вдоль подлокотника.

– Сирил! – невольно вскрикнул я.

Пола, не выпуская моей руки, закусила губу:

– О боже мой…

Не было никаких сомнений, что мой брат Сирил мертв.

Доктор Брэдли приехал через полтора часа. Вынырнув из снежной круговерти, он вошел в прихожую и стал шумно отряхивать снег, сетуя на невыносимый мороз.

– Какое несчастье, – сказал он, когда я принимал у него тяжеловесное пальто «в елочку». – А тут еще машина не заводилась. Такой чертовский холод не может вынести ни человек, ни зверь, ни машина. Где Пола? Вначале надо заняться ею, а уж потом осмотреть покойного. – Последняя фраза прозвучала для меня дико: ведь он говорил о моем брате Сириле.