— Позвоните мне, — предложила она и продиктовала ему номер квартиры, где остановилась.

— Непременно позвоню завтра утром, — пообещал Нед Карсдейл.

— Только не слишком рано, — предупредила Мона.

— И не слишком поздно — хочу застать вас дома. Второй раз я вас не упущу!

— Это мы еще посмотрим! — кокетливо отозвалась Мона. Молодой баронет ее позабавил и показался симпатичным.

— Вот дуралей! — проговорила Джуди Коэн, когда он ушел.

— Почему? — спросила Мона.

— Занят тем, что проматывает огромное состояние.

— Почему бы и нет, если это его собственные деньги?

— А что он будет делать, когда они кончатся?

Несколько часов спустя все отправились в ночной клуб. И снова Мона согласилась не сразу: она устала, хотела домой, но ей не хотелось разбивать компанию.

В ночном клубе они влились в толпу друзей Джуди Коэн — франтоватых, шумных, алчных искателей удовольствий в таких местах и в таких развлечениях, где, на взгляд Моны, никакого удовольствия быть не могло.

Но она устала и чувствовала такое равнодушие ко всему, что не находила в себе сил попрощаться и уехать домой в одиночку.

Наконец, уже ранним утром, вся компания переместилась в какую-то студию в Челси, там пили джин и пиво из оловянных кружек. Раз или два Мона порывалась уйти, но остальные так рьяно ее отговаривали, что она сдавалась.

Мона терпеть не могла спорить и настаивать на своем, так что остаться ей казалось легче, чем уйти. Но она очень устала и от души надеялась, что затянувшаяся вечеринка скоро закончится и все разойдутся по домам.

Трагедия произошла около трех часов ночи.

Юноша с запонками весь вечер очень много пил. Мона заметила, что большую часть вечера он вполголоса пререкался с Джуди Коэн. Этот молодой человек ей все больше и больше не нравился.

Теперь они начали ругаться в полный голос. Молодой человек о чем-то просил, умолял, требовал, он махал руками, и при каждом взмахе на рукавах его сверкали сапфировые запонки.

— В чем дело? — спросил кто-то у мужчины, сидевшего на диване рядом с Моной.

Тот пожал плечами.

— Обыкновенный финал скучной истории, — ответил он. — Джуди вечно подбирает на улице черт знает кого, кружит им головы, а потом отправляет обратно, откуда пришли. Иногда случается, что они, много о себе возомнив, не хотят уходить. Вот и все.

— А кто он такой? — спросила Мона.

— Понятия не имею, — был ответ. — Прошлый кавалер Джуди до знакомства с ней продавал автомобили. Жил en prince[5]примерно полгода, пока ей не надоел. Последний раз, когда я его видел, он сидел на пособии по безработице.

— Я и не знала, что она такая… — начала Мона — и остановилась.

Окончание фразы — «что она такая дурная женщина» — она решила не произносить вслух. Но проговорила про себя — и добавила: «Просто ужасная! Не буду больше с ней знаться!»

В этот миг раздался вопль — вопль ярости и ужаса. Молодой человек с сапфировыми запонками вдруг ударил Джуди Коэн по лицу, опрокинув ее на кресло, а сам с криком, больше похожим на визг загнанного в ловушку зверя, бросился к открытому окну.

Они видели, как он исчез в окне… слышали глухой удар тела о мостовую в четырех футах внизу.

Вокруг послышались крики и нечленораздельные восклицания. Мона молчала, окаменев от ужаса. Первая мысль ее была: «Что скажет Лайонел?»

Мона прислонилась к старой каменной стене, окаймлявшей берег озера.

Это было любимое ее место — здесь, где берег изгибался, скрывая озеро от окон дома, и ряд серебристых молодых ив обозначал границу между землями Аббатства и владениями Меррилов.

Сквозь мчащиеся по небу тучи проглядывало бледное зимнее солнце. Задумавшись, Мона невольно проговорила вслух:

Небесную синь весны,

Когда облака грустны,

Мы вспомним еще не раз,

Слезы стирая с глаз.

— Почему же «слезы»? — спросил чей-то голос за спиной, и Мона обернулась.

— Майкл! — воскликнула она.

— Здравствуй, Мона. Добро пожаловать домой.

Он протянул ей руку, и она пожала ее, глядя на него с удивлением. Она успела забыть, как Майкл высок, черноволос — и как хорош собой.

— Ты подкрался сзади и страшно меня напугал, — пожаловалась она.

— А ты вторглась в мои владения, — улыбнулся он.

— Вот и нет! — возразила она. — Этот берег озера — спорная территория. Помнишь, как твой отец повесил здесь табличку: «Нарушители границ будут наказаны», а мой написал под ней: «Сначала поймай!»?

— Конечно, помню, — ответил Майкл серьезно, явно не желая поддерживать ее шутливый тон.

Мона поняла: он догадался, что она болтает первое, что придет на ум, лихорадочно стараясь скрыть слезы, блестевшие у нее на глазах, когда он подошел к ней. Она досадовала, что Майкл застал ее врасплох.

— Что ж, — проговорила она, почувствовав, что снова может говорить спокойно, — кажется, ни места здешние, ни люди не слишком изменились.

— Зато изменилась ты.

— Еще бы! Во-первых, стала старше. А во-вторых, если хоть слово скажешь о том, что похудела, я закричу. С тех пор как я приехала, мама и няня ни о чем другом не говорят.

— Я имел в виду не возраст и не фигуру, — медленно проговорил Майкл, — а лицо. Ты стала еще красивее.

Мона изумленно уставилась на него.

— Комплимент?! Боже правый, Майкл! Не обманывает ли меня слух?

Говорила она дерзко, но почему-то старалась не смотреть ему в глаза. В пристальном серьезном взгляде Майкла было что-то очень ее смущавшее.

Впрочем, он всегда ее смущал.

От него исходило ощущение спокойной, но грозной силы, как будто он стремится к какой-то тайной цели и готов опрокинуть любые препятствия на своем пути.

«Не глупи! — приказала себе Мона. — Еще не хватало его бояться!»

Если уж на то пошло, каких таких целей он достиг в Литтл-Коббле? И все же, как и в прошлые годы, Моне было нелегко разговаривать с ним как ни в чем не бывало.

— Ты рада, что вернулась?

Короткие и настойчивые вопросы — еще одна характерная черта Майкла, вспомнила она.

— Пожалуй, да. По крайней мере, хоть что-то новое.

— Как и для нас. Без тебя здесь скучно.

— Хочешь сказать, не о чем посплетничать? — усмехнулась Мона. — Что ж, вас всех ждет жестокое разочарование. Я намерена остепениться: буду выращивать кабачки и вести себя так примерно, что даже миссис Гантер прижмет меня к своей костлявой груди!