Но все это только предчувствия. Это еще даже не оттепель, а всего лишь потепление: было минус сорок, а стало минус тридцать пять – шапки, валенки, тулупы, но жить-то хоть чуть-чуть, но уже интереснее.

В новогоднюю полночь мы с гостями под бой курантов чокнулись шампанским, пожелали друг другу всего наилучшего, отведали марокканских мандаринов и взялись за водку. Через пару часов я, устав от болтовни Маринкиных знакомых, пошел покурить на кухню. Наталья – следом. Свет мы не включали.

– Что-то ты не весел, Андрюша, – сказала она. – Проблемы на работе или устал от семейной жизни? Ты сам знал, на что идешь. Не мог подождать?

– Так получилось, – бесцветно ответил я.

– Скажи… – Наталья шагнула ко мне, и я почувствовал, как сердце встрепенулось в груди, и свежая, дающая жизненные силы кровь понеслась по венам и артериям с новой силой. – Скажи мне, Андрюша, если бы я тебя сейчас позвала, ты бы ушел со мной? – прошептала она.

– Да, – так же шепотом ответил я. – Если позовешь – я твой. Ни минуты лишней здесь не останусь.

– Я не позову, Андрюша. Не хочу сестре дорогу переходить.

– А как же Верх-Иланск? Ты не забыла, как нам на мой день рождения «горько» кричали?

– В Верх-Иланске не считается. Забудь обо всем, что там было.

– До гробовой доски буду помнить каждый миг с тобой. – Я притянул Наталью к себе и стал жадно, запоем, целовать. В темноте, на фоне окна, наши слившиеся силуэты были хорошо видны, но мне было все равно. Пока мы наслаждались друг другом, на кухню кто-то пытался войти, но, увидев интимную сцену, повернул назад.

Идиллию нарушила Марина, включившая в коридоре свет. Дальнейшее празднование Нового года проходило под ее неусыпным контролем. Под утро гости разошлись, и мы легли спать. Мне Марина постелила на полу, а сестру, во избежание эксцессов, уложила рядом с собой на кровать. Когда я проснулся, Натальи уже не было.

– Ты все хорошо помнишь, что вчера вытворял? – хмуро спросила Марина.

– Смутно, – смалодушничал я.

А надо было бы сказать: «Послушай, Марина, я ведь не дурак и не дебил. У меня все в порядке со слухом. Тогда, на картофельном поле, ты что имела в виду, когда сказала матери: «Сама подумай, если она согласна, то что?» Ты ведь предложила Наташке со мной встречаться, так ведь? По твоему плану я должен был всю зиму с младшей сестренкой миловаться, а по весне опять к тебе вернуться? А ты не подумала, что мне с Наташкой будет лучше, чем с тобой? Марина, как ты вообще представляла окончание этой увлекательной истории? Ты увозишь меня в город, а Наталья остается в поселке, довольная, что у нее всю зиму был хороший любовник? Это же бред, Марина. Это бред не потому, что вы сестры, а потому, что ты меня за недоумка считаешь: то сестру подсовываешь, то старую шапку. Я уже взрослый мальчик и сам могу понять, с кем мне спать и что носить».

– Ты точно ничего не помнишь? – повторила Марина прокурорским тоном.

– Нет, а что-то случилось? Я нахамил кому-то из гостей?

– Будем считать, что не успел.

На этом новогодние разборки закончились.

В конце января начальник РОВД отчитывался в областном управлении о результатах оперативно-служебной деятельности за год. Вернувшись, он собрал у себя в кабинете весь руководящий состав: «Коллеги, наша работа признана удовлетворительной. За успешное окончание года я предлагаю выпить по рюмашке!» Выпили. В итоге я так наотмечался, что приполз домой еле живой. Марина не стала скандалить и уложила меня спать. Проснулся я в полной темноте. На полке тикал будильник, за окном потрескивали от мороза деревья. Рядом со мной, закутавшись в одеяло, мирно посапывала Марина.

«Я не любил ее и не буду любить никогда, – отчетливо и трезво понял я. – Чем раньше мы расстанемся, тем будет лучше для нас обоих».

Я встал, пошел на кухню, не включая свет, закурил. За окном в космической дали сверкали звезды. Где-то там, среди них, неслась к своей цели душа старика Кусакина. Туда же со временем, в великое бесконечное путешествие, отправится и моя душа.

«Жизнь коротка, чтобы ставить самому над собой эксперименты. Гордиев узел можно было разрубить в новогоднюю ночь, но я спасовал. И зря. Ничего хорошего нас с Мариной уже не ждет, дальше будет только хуже».

Я открыл форточку, вдохнул колючего морозного воздуха.

«На улице минус сорок, не меньше. Да и черт с ним! Жить без любви, непонятно во имя чего – это же условность, самая обыденная и пошлая из всех условностей. Я – враг условностей, а значит, я должен действовать. Нельзя откладывать расставание в долгий ящик. Нельзя дожидаться той поры, когда мы возненавидим друг друга. Лучше расстаться сейчас, когда у нас ни детей, ни совместного имущества. Я оставлю все нажитое Марине и пойду навстречу новому изгибу синусоиды. Стоять на месте – это падать в пропасть. Синусоида слабохарактерных не прощает. Пора!»

Я подошел к кровати, встал на колени, нежно поцеловал Марину в щеку. Она улыбнулась во сне. Я почувствовал себя последней сволочью, но отступать было некуда.

– Марина, – прошептал я, – Марина, я ухожу.

– Куда? – не открывая глаз, спросила она. – Ночь на дворе, куда ты собрался?

– Марина, я ухожу навсегда.

Она, не вставая с кровати, потянулась, сладко зевнула.

– До утра подождать не можешь?

– Марина, если ты не поняла, я повторю: я ухожу от тебя и больше никогда не вернусь. Мы никогда больше не будем вместе. Все. Сегодня был последний день, когда мы спали в одной постели. Дальше я пойду своей дорогой, а ты иди своей.

– Андрей, посмотри на меня. Ты еще не протрезвел? – Она села на кровати, ладошкой стерла с лица остатки сна. – Завтра не скажешь, что ты ничего из сегодняшней ночи не помнишь?

– Марина, я трезв, как никогда. Будет время, собери мои вещи, я на выходных заеду за ними.

– Если ты это все серьезно говоришь, то иди, я тебя держать не буду.

Я включил свет, собрался, подошел к двери.

– Извини, Марина, что так получилось. Поверь, мне мерзко на душе, паскудно, но я ничего не могу поделать. Нам надо расстаться.

Я замолчал, не зная, что дальше говорить. Мне хотелось объяснить ей, что трещины на льду никогда не срастутся, но нужные слова не приходили на ум.

– Андрей, ты когда-нибудь любил меня? – серьезно спросила Марина.

– Наверное, нет, – ответил я после небольшой паузы.

– Тогда иди. Попробуй с Наташкой, она примет тебя.

Я, не разуваясь, вернулся к кровати, чмокнул Марину в губы и ушел в звенящую от мороза стужу.

Как говорится, удивительное – рядом! Не прошло и нескольких месяцев, как мое место у Марины занял другой мужчина. Спрашивается: она тоже готовилась к нашему расставанию и заранее присмотрела себе «запасной аэродром»? Вернее, не так. «Запасной аэро-дром» – это женщина, так что Марина присмотрела себе «запасной истребитель». Получается, что не успели мои шасси оторваться от ее взлетной полосы, как на посадку уже зашел другой самолет. Вот как бывает. Век живи – век учись и никому не доверяй! Пока не встретишь того человека, которому сам захочешь купить новую шапку, – в дерюге будешь ходить, в рванье, но для любимой последний рубль не пожалеешь.