Выше него только висящий на стене над троном лик с печальными глазами и алеющей крошечным огоньком лампадкой. Лик работы старинных византийских мастеров, гордость княгини, — на всей Руси нет такого лика.

Святополк, переступив порог, перекрестился на лик и прошел в комнату, бесшумно ступая по полу сапогами с подошвой из мягкой кожи.

Мать сидела в креслице неподалеку от княжеского кресла с бесстрастным отрешенным лицом. На ней было обычное темное платье. В руках четки, нанизанные на нить, — застывшие капли слез, крупные, как налитые соком желтые ягоды восточной алычи. Только не радостным солнцем напитан янтарь слезы, а желтой горечью. Грудь и плечи тяжело придавило монисто из серебряных и золотых бляшек. На запястьях блестят кольца, на тонких, точно выточенных из драгоценного благородного сандала пальцах нанизаны перстни с самоцветными, бесстыдно блистающими камнями.

Святополк удивленно отметил, что мать для встречи с гонцом успела надеть тяжелые украшения из золота, жемчуга и янтаря, приличествующие ее положению. Обычно она их не носила.

Рядом с окном стоял мужчина в кольчуге и с мечом на поясе. В дневном свете, подающем из окна, из кусочков разноцветных стекол, хорошо видно, что лицо и одежда мужчины покрыты слоем пыли. На сапогах виднеются следы грязи. Из желтых глаз сквозит тонкая тень презрения.

Святополк недовольно подумал, что гонец ввалился в чистую горницу даже не умывшись, — это неуважение к нему. А смотрит нагло и вызывающе.

За такую наглость пороть следует, — разом загорелся в душе жаркий гнев юноши. Тут бы крикнуть яро, на конюшню его! Ан нет, нельзя!

Святополк поскорее затушил благородный гнев — гонец не простой смерд. Перед великокняжеским гонцом выказывать свой гонор опасно. Что нашепчет на ухо Великому князю, неизвестно. А Владимир каждое черное слово против пасынка вплетает в строку.

Не так уж и крепко сидит головушка на человеческих плечах, даже если она и княжеская.

Святополк дорожил своей головой, а потому сделал вид, что не замечает неподобающего поведения гонца. Он подошел к матери и поцеловал ей руку. Тонкие алые губы матери тронула нежная улыбка.

К креслу, сидя в котором князь должен вершить государственные дела, Святополк не пошел, — он прошелся по комнате, как бы в задумчивости, затем остановился у окна и посмотрел в него.

Гонец терпеливо ждал. Пока князь не спросит, он должен молчать. Но Святополк слишком долго смотрел в окно, и гонец догадался о причинах его молчания, — нельзя проявлять явное неуважение к сыну Великого князя. Даже если он пасынок, и даже если не любимый.

Наконец, Святополк повернулся к гонцу и, прерывая слишком затянувшееся молчание, задал положенный вопрос, свидетельствующий о сыновней любви к отчиму:

— А здрав ли батюшка?

Гонец, пытаясь загладить оплошку, почтительно, как собака перед миской с костью, оскалив зубы в бороде, склонил голову и, выкатив истово круглые глаза, доложил заученными словами:

— Слава Богу, Великий князь здоров...

Он на мгновение запнулся и поспешно добавил:

— Того же он и тебе желает.

— Дорогой не встречался ли непорядок? Не обижал ли кто? — продолжил спрашивать Святополк. Он вежливо задавал положенные по обычаю вопросы, с нетерпением ожидая, пока гонец не скажет то, что Владимир велел ему передать.

Гонец подробно отвечал на вопросы Святополка, в свою очередь понимая, что тот задавал их для устава, и так же отвечал по уставу.

Нетерпеливого юношу почтительное многословие раздражало. И с другим бы он не стал церемониться — гонец должен говорить только по делу. Но это был гонец от Великого князя...

Наконец, гонец, тряхнув кудлатой головой, выложил главное:

— Великий князь просит тебя прибыть на пир.

Вот теперь Святополк похолодел. Разумеется, приглашение на пир является обычной формальностью. Но, несомненно, имеется другая причина, по которой Владимир желает его приезда в Киев. И так как эта причина Святополку неизвестна, он сильно забеспокоился.

В волнении, пытаясь сохранить на лице приличествующую князю маску бесстрастности, он поинтересовался:

— У батюшки есть дело ко мне?

Но несмотря на его усилия, голос его дрогнул и предательски выдал истинные чувства. Гонец, заметивший трепет в голосе Святополка, опять едва заметно скривил губы, прячущиеся в бороде, в презрительной усмешке: «Молодой князь, еще не умеет скрывать свои страхи».

Но ответил холодно:

— Мне указано только узнать, приедешь ли ты на пир. Другие дела мне неведомы. Ответ я должен получить немедля, чтобы сегодня же вернуться назад.

Святополк, дрожащим от напряжения голосом, промолвил:

— Разумеется, если меня хочет видеть батюшка, то я приеду. Можешь возвращаться.

Гонец, сухо протрещав, как подколодная змея, звеньями свисающей с боков кольчуги, громко стуча каблуками по драгоценному кипарису, вышел из горницы.

Святополк, выждав некоторое время, выглянул в окно. Гонец вышел во двор и садился на лошадь. Ловко вскочив в седло, он бросил взгляд на окно горницы, и Святополк, которому показалось, что он встретился с ним взглядом, испуганно отшатнулся.

Отойдя от окна, Святополк обратился к матери, продолжавшей недвижимо сидеть в кресле.

— Что думаешь об этом, матушка? — спросил Святополк.

Лицо Юлии размякло, теперь она расслабилась, и от пережитого страха у нее нервно задергалось веко.

— Владимир не зря вызывает тебя, — испуганно проговорила она.

— Вот и я гадаю, какое дело у него ко мне, — озабоченно сказал Святополк и, запнувшись на несколько секунд, предположил: -- Может, собирается в поход на печенегов и ему нужна моя дружина?

Юлия, наконец, почувствовала, что у нее от неподвижного сидения во время разговора с гонцом затекли ноги и руки, зашевелилась, чтобы встать с кресла. Святополк заботливо помог ей подняться. Потирая руки, которые начало колоть, как острыми иглами, снова поступающая в кровеносные сосуды застоявшаяся кровь, она нервно возразила:

— Твоя дружина для этого слишком мала. И к тому же она необходима, чтобы оборонять рубежи от поляков. Тебе нельзя уходить из Турова с дружиной.

— Вот так я и думаю, — проговорил Святополк. Он немного помолчал и, видя, что мать больше ничего не говорит, поинтересовался:

— Может, сказаться больным? Гонец еще не уехал из города...

— Нет, — испуганно сказала мать, кровь снова отлила от ее лица. Она заторопилась: — Это Владимира рассердит. Его нельзя сердить, он жестокий человек. Он всем велел верить в Спасителя, но в душе он остался варваром. Душа его черна. На пир тебе надобно ехать, но в Киеве будь осторожен. Не пей вина и ешь только то, что поели другие. Яд — слишком хорошее средство для устранения соперников.