– Но кровотечение… – попыталась возразить несчастная.

Алианна присела на корточки рядом с ней и взяла ладони женщины в свои.

– Послушай, Керелла. Если ты останешься, то наверняка умрешь. Я знаю, дорога будет рискованной, но попытка того стоит.

«Зачем все это? Она же в любом случае обречена».

Воровка провела большую часть жизни в трущобах и была слишком хорошо знакома со смертью, чтобы ошибиться. Восковой лоб и щеки, холодная, липкая на ощупь кожа, затрудненный клекот дыхания – признаки налицо. Бедняжка угасает. И снова горло Алианны сжалось при мысли о том, сколько же натерпелась эта женщина. Каким-то невообразимым напряжением воли несчастная продержалась до прихода помощи и сохранила жизнь новорожденной, и вот теперь, когда младенец в безопасности, изнуренное сверх человеческих сил тело готовится принять последний удар.

Долго ей не протянуть. Зачем доставлять еще мучения, пытаясь тащить беднягу в храм? Почему бы просто не побыть рядом, пока она не покинет бренный мир?

Внезапно воровка устыдилась собственных мыслей. Да кто она такая, чтобы решать, выживет человек или нет? Ведь Керелла уже совершила невозможное, почему бы ей не потерпеть еще немного, до храма? Да и Гальверон нипочем не позволит женщине сдаться. Один-единственный взгляд на лицо командира, сидящего рядом со страдалицей, поведал Алианне все.

Перед ней не кто иной, как Меч Божий. Его святая обязанность – защищать жителей Тиаронда. И вот большинство горожан истреблено. Крылатые чудища убили даже сержанта Эвальда – старого друга командира, об этом рассказала воровке Кайта. Теперь умирающая воплощает для Меча Божьего последнюю надежду оправдаться перед собственной совестью. Ах, Гальверон, Гальверон! Неужели он не видит, что подставляет свое благородное сердце еще раз? Зачем он так безжалостен к себе?

Командир обернулся, словно почувствовал ее взгляд.

– Побудь с Кереллой, – сказал он. – Я схожу наверх за одеялами.

И Гальверон выбрался из погреба, оставив женщин наедине.

– Он хороший человек, – выдохнула страдалица.

– Самый лучший.

– Но разобьет свое сердце, если взвалит на себя беды всего города. Пожалуйста, не допусти этого.

– Если б я могла! Гальверон таков, и не мне его останавливать.

– Ты его девушка?

Алианна лишь улыбнулась:

– Что ты. Он командир Мечей Божьих, а я – простая воровка, по крайней мере была ею. Так что, сама понимаешь, у нас не так много общего.

– Командир? Значит, лорд Блейд убит?

– Думаю, что да.

– Давно пора заменить его достойным человеком. А как Заваль? Его все-таки принесли в жертву?

Голос женщины зазвучал с особой настойчивостью.

– Сказать по правде, Керелла, меня там тоже не было. – Алианна крепко сжала ее руку. – И некоторых других тоже. Не вини себя понапрасну. Но раз уж мы заговорили об этом: среди уцелевших в храме Заваля нет. Судя по всему, он мертв. Гиларра заняла место иерарха. – Она вдруг нахмурилась. – А почему ты спрашиваешь?

Глаза несчастной расширились и потемнели еще сильнее.

– Моя девочка, – жарко зашептала она. – Я разрешилась в ту самую ночь, когда погиб иерарх. Малышке суждено стать преемницей Заваля, если только тогда же не появились другие дети.

Воровка разинула рот от изумления.

– А ведь правда, клянусь именем Мириаля! Мне это и в голову не пришло.

– У меня было достаточно времени поразмышлять обо всем тут, в одиночестве. Видишь, для вас даже неплохо, что я умираю, иначе не отдала бы свою кровиночку. После всех этих ужасов никто не позавидует новому иерарху Каллисиоры. – Керелла испустила вздох. – Но сейчас самое главное, чтобы о ней позаботились.

Алианна прижала ее руки к своей груди.

– О тебе тоже позаботятся. Ты столько вынесла, осталось чуть-чуть. Спасение так близко.

Керелла обессиленно сомкнула веки и выдохнула:

– Ее зовут Руханна.

В это время Гальверон буквально скатился вниз по лесенке с охапкой одеял в руках. Воровка поспешила навстречу, радуясь так, как никогда и никому еще не радовалась.

– Торопись, – шепнула она. – Бедняжка очень плоха.

Командир опустился на колени и, подхватив младенца на руки, бережно передал его Алианне. Та осторожно приняла хрупкое тельце. Густые черные кудри обрамляли бледное осунувшееся личико спящей малышки. Девочка еще дышала, но не очнулась и тогда, когда воровка принялась неуклюже пеленать ее. Алианне это не понравилось. Хоть она и не разбиралась в младенцах, но подобная вялость – дурной признак.

Гальверон тем временем завернул Кереллу в одеяла и без усилий оторвал ее от пола.

– Готова? – спросил он воровку. – Тогда пошли.

Самым тяжелым оказалось поднять страдалицу по лесенке и протиснуть в узкое отверстие выхода. Алианна с ребенком выбралась первой и помогла втащить женщину наверх, пока командир толкал тело снизу. Очутившись на свободе, Керелла окончательно лишилась сознания, а когда ее вынесли из дома, кровь уже сочилась сквозь одеяла.

Путники чуть ли не бегом покинули опустевшую деревню и с радостью приветствовали золотые ворота площади перед храмом. Даже смотреть на горы гниющих трупов показалось Алианне приятнее, чем бродить среди пустых зловещих раковин, бывших некогда счастливыми человеческими жилищами. Здесь, под открытым небом, хотя бы не грозит чье-нибудь внезапное нападение.

Воровка всем сердцем надеялась на это. Но ничего нельзя сказать наверняка. Ведь она и сама лежала тут однажды, притаившись в засаде, зарывшись прямо в кучу разлагающихся мертвецов. Вспомнив об этом, Алианна содрогнулась от отвращения.

Гальверон подтолкнул ее локтем:

– Не зевай! Видишь, сколько крови? Женщине совсем худо.

Воровка с благодарностью отвлеклась от жутких мыслей.

Даже под покровом тумана и туч наученные жизнью путники не рискнули пересечь открытое пространство, а стали протискиваться по самому краю. Кроме того, площадь была завалена останками убитых. Здесь, у ограды они попадались реже, но все равно Гальверон и Алианна то и дело перешагивали через тела, стараясь только не уронить ребенка и его мать. Воровка завязала рот и нос платком, чтобы хоть отчасти приглушить стойкий смрад гниения, и натянула на руки длинные перчатки, избегая прикасаться к холодным мертвецам. Но смотреть под ноги ей, к сожалению, приходилось. Внутренности, вывалившиеся из зияющих животов; лица, обглоданные крысами и воронами; оторванные руки и ноги; пустые окровавленные глазницы, слепо уставившиеся в небо… Девушка из последних сил боролась с тошнотой. Порой нога скользила в вонючей жиже, и Алианна едва удерживала равновесие.

И как только они одолевали этот путь раньше?