"Хэнк, сукин ты сын”, — безмолвно простонала она.

За этим последовал чуть слышный плач.

Но эта фраза была произнесена с такой яростью, с такой глубиной чувств, что Пит сразу понял, кого он слышит. Соседний восьми комнатный дом в стиле “тюдор”, там жили Генри и Энни Фейдор со своим семилетним сыном Робби. Энни была эффектной блондинкой тридцати одного или тридцати двух лет. Он слышал голос Энни.

Он слушал, в горле у него пересохло.

Тем временем хаотичные всхлипывания прекратились, снова раздались слова. Это длинная, грустная история о Генри — Хэнке — и его неверности. Она решала то убить его, то просто развестись, то даже простить его. Она представляла себе страшные сцены, поражалась его вранью, но в основном все ее внимание было отдано одной мысли: “Я покажу ему, я отсужу у него все до последнего цента, машину, дом, пятьдесят процентов его заработка, ни одна женщина никогда больше не взглянет на него, а сам он будет подыхать с голоду”.

Пит позволил ее шепоту стихнуть, он снова едва различал лишь отдельные слова. Он ненавидел себя за то, что невольно оказался посвящен в чужие дела, которые его абсолютно не касались.

Он сидел в темноте, Энни Фейдор шептала заклинание всех обманутых жен. Через десять минут Пит принял решение. Он снял трубку, вытащил записную книжку и набрал номер соседнего дома.

Раздалось восемнадцать гудков.

Наконец она ответила. Голос был резок, видимо, она была уверена, что звонит Генри. Она произнесла “алло” три раза, прежде чем Пит удостоверился, что это Энни и что она дома. Затем он положил трубку, Пока она не ответила на телефонный звонок, Пит надеялся, что звучащим отдаленным голосам может быть найдено множество объяснений. Но теперь, когда он убедился, что Энни дома, когда он смог сравнить ее голос с шепотом, преследовавшим его, он уже не мог отрицать этот феномен. Он читал ее мысли.

Слезливые жалобы Энни на своего похотливого мужа и на весь мир в целом здорово надоели Питу. Он попытался выбросить ее из головы, покончить с этим, но не мог отключить свое сознание.

Вдруг послышался второй голос, говоривший шепотом, как и первый. Сначала он раздавался невнятно, как бы на расстоянии, но постепенно стал громче, а первый голос затих. Пит забыл об Энни и переключился на следующего.

Хотя этот шепот и стал громким и четким, каким был до этого шепот Энни, Пит ничего не мог разобрать. Это была смесь слов и слогов, монотонные цепочки звуков, которые не всегда можно было принять за английскую речь, иногда это были лишь стоны и счастливые вздохи.

Только минут через пять он догадался, что читает сонные мысли своей жены. Ей ничего не снилось, но в подсознании она думала о чем-то, как всегда бывает, когда человеческий мозг не отдыхает, хотя весь организм крепко спит.

Пит улыбнулся мягкому уюту ее мыслей и попытался отключиться.

Но не мог.

Нежный тихий поток воспоминаний Деллы охватил его сознание, проник внутрь, звучал все громче и настойчивее. Пит с трудом боролся со сном. Глаза закрывались, он зевнул и потянулся.

Вдруг снова зазвучал шепот других людей, Пит очнулся, прислушался, как Энни Фейдор злится на мужа, эти тщательно подобранные проклятия заглушали невнятные сонные мысли Деллы.

Потом зазвучали другие голоса.

Он открыл глаза.

Кабинет пуст.

Он снова закрыл глаза, прислушался: на него устремился целый поток голосов. Через минуту они обрушились на него, выплескивая смесь горечи и счастья, страха и веры, ненависти и любви. В некоторых он узнавал соседей. Но большинство были ему незнакомы.

— Прочь! — услышал он собственный крик в пустой комнате.

Но голоса остались, он знал, что они останутся. Они болтали и смеялись, шептали и шумели. Вот мать горюет над беременностью незамужней дочери. Вот бизнесмен просматривает бухгалтерские документы. Вот подросток проглотил две таблетки амфетамина и откинулся на спинку кресла в ожидании прилива сил и энергии. Вот чьи-то ноги сплелись в любовной страсти.

Пит встал и оттолкнул кресло. Оно опрокинулось, но мягкий синий ковер приглушил шум его падения.

Поднялась новая волна голосов, которая неслась на него. Он открыл шлюз для потока чужих мыслей, эта лавина едва не сломала его.

Вот мужчина по имени Гарри, здорово перебрав, склонился над раковиной, размышляя, когда же его наконец стошнит. Вот на узкой постели лежит женщина, она смотрит на грубо окрашенный потолок, на котором время от времени появляются отсветы фар проезжающих машин. Вот кто-то ругается из-за денег. Вот раскричался ребенок, и его мать идет по коридору в детскую, ее шлепанцы как зверьки шуршат по паркетному полу.

Пит сделал три шага от стола. Для каждого движения ему требовались неимоверные усилия. Ему приходилось заставлять каждый мускул выполнять свою работу. Он отошел на пару метров в сторону и остановился, потому что начал забывать, куда идет.

Это минутное замешательство позволило новой лавине чужих голосов наполнить его мозг. Это уже было похоже на кулачный бой, у него болело все тело.

— Оставьте меня в покое! — крикнул он. Они не оставили.

— Помогите!

Никакой помощи.

Его голова наполнилась тысячами сознаний, чьи владельцы и не подозревали о его существовании. Когда чье-то мышление становилось на мгновения доминирующим, всплывая на поверхность мозга, Пит словно перевоплощался в этого человека, начинал смотреть на мир чужими глазами.

Он был человеком по имени Билл Харви, который сидел на белой табуретке у себя на кухне, читал комиксы и пил теплое молоко в надежде прогнать бессонницу, и вдруг… ...стал парнем, подгладывающим в дом напротив, где какая-то женщина легкомысленно приоткрыла окошко ванной комнаты. Его звали Динси Харриман, ему двадцать семь лет, он работает в ближайшей булочной, холост, страдает от сознания своей вины. Он прижал лицо к холодному стеклу, чтобы получше разглядеть ее, и...

...превратился в Пита Маллиона, дергающего ручку двери кабинета, чтобы выбежать в коридор.

Вдруг он осознал, что даже если доберется до гаража, сядет в машину и сможет благополучно уехать из дому, не попав в аварию, то чужие голоса станут звучать громче, по мере того как расстояние между ним и их владельцами будет сокращаться.

В коридоре он упал...

...и стал неким Леонардом, лежащим на желтом кафеле своей ванной, прислушиваясь к разрывающемуся сердцу, чувствуя, что умирает, думая, что в шестьдесят семь умирать еще слишком рано, слишком рано, слишком рано...

...Пит оттолкнулся от пола, поднялся и дошел до прихожей, пытаясь разобраться в хаосе, заполонившем его сознание.

На горизонте появились еще по меньшей мере десять тысяч источников мыслей. Если предыдущие атаковали его как пчелиный рой, то эти уже были похожи на нашествие саранчи. Они затмили небо, устремились вниз, нацелившись на него. Пита закружил какофонический вихрь их надежд и мечтаний, горестей и радостей.