– Однако снохе помогала, – подал голос Сизов.

– Интересно? – повернулся к старшему оперу Лудонин. – Поделитесь информацией, здесь важна малейшая деталь.

– Сноху Софку Снегирёва привечала, хотя та второй жинкой у её сынка-пьянчуги была и привела в дом двух своих ребятишек от первого брака. Софка вкалывала, как лошадь, и ухаживала за свекровью до последнего дня. Она и в больницу её водила, и по магазинам бегала. Вчерашняя их помывка в бане вместе с ребятишками последней оказалась. А накануне видели обеих в сберкассе; снимала Глафира Семёновна деньги с вклада. Небось поделилась и со снохой, хотя Ефимовна, соседка и закадычная подружка Снегирёвой, сетовала, что последнее время та плакалась на здоровье, что беспокоиться пора о душе, сынок-пьянчужка не похоронит по-людски. Возможно, для этих целей и повела её Софка деньги снимать со счёта.

– Какая же у неё пенсия, чтобы вклады иметь?

– Известное дело – крохи, – пожал плечами Сизов, – но Снегирёва с Ефимовной на рыбзаводе всю жизнь отработали, а там заработки были неплохие, ну и, конечно, домой тащили с завода, рыбкой красной да икоркой спекулировали. Было дело.

– Ты, Сизов, будто в кустах сидел, – поморщился уязвлённый познаниями опера Щергунцов.

– Вы, Григорий Артемьевич, нашим отделом тогда ещё не командовали. Были времена… чёрной икрой зарплату работягам платили.

– А что же сын?

– После развода спился он окончательно. С места на место летал, гнали отовсюду. А последнее время неизвестно где ошивался. Спутался, говорили, с какой-то бабой. Его обмыть да одеть, он в мать – красавчик, на гитаре сбацать мастак, а выпьет – тыква на грядке.

– Кстати, где он сам? – оживился Жогин.

– Участковый Гордус докладывал, что найти Снегирёва не удалось, – замялся Щергунцов. – Налакался, наверное, и валяется под забором. Отыщем, товарищ подполковник. Никуда не денется.

– Пора уж, – посуровел Лудонин. – Вся семья здесь покоится мёртвым сном, а его черти свищут. – Он повернулся к Щергунцову: – Ты, Григорий Артемьевич, запрягай своих орлов, чтобы к вечеру обеспечили полную ясность по семье Снегирёвых и всех её взрослых членах; с сыном тщательно поработать, а после допроса товарищем Жогиным, проверить его алиби. Сынок может вывести на преступников, если сам не причастен. Это одна из главных версий – убийцы пожаловали в дом Снегирёвой не за её деньгами, они пытали, а затем умертвили её ради другого, более ценного, и об этом сынок не мог не знать или не догадываться.

– Есть! – вытянулся Щергунцов.

– Вечером – у Аргазцева. – Лудонин, не прощаясь, развернулся на выход, кивнул Жогину и Кузякину, а Югорову добавил: – Ваши заключения важны, как воздух, Константин Владимирович.

– Мы ещё и сегодня можем встретиться, – улыбнулся медэксперт, подымаясь от тела Снегирёвой, где они с Кузякиным оживлённо обсуждали что-то. – Думается, прокурору области будут интересны результаты пусть предварительных, но очень нужных наших исследований. А уж после вскрытия, надеюсь, ответим на все вопросы.

– Вашими устами да мёд пить… – буркнул криминалист.

– Только не вешать носа, старичок! – ободряюще похлопал Кузякина по плечу Жогин и подмигнул Сизову: – Пообщаемся во дворе, сыщик. Мне кажется, нам есть о чём покалякать.

– Не забыли, Александр Григорьевич?

– Тебя забудешь, икать полгода придётся. Я, как в наш район приезжаю, расчленёнку вспоминаю и ведьму ту из цыганского табора. Везёт тебе, Тихон, на жуткие преступления. Когда изведёшь заразу?

Они вышли во двор и как по команде с жадностью закурили. Хлебников копался в старом покосившемся сарае, готовом каждую минуту развалиться, Таранец пошумливал в бане, примостившейся под развесистым древним дубом в углу двора.

– Хлопцы носом землю роют, – хмыкнув, пустил колечки дыма над собой Сизов. – А зря.

– Команда дадена, а Лудонина ослушаться не моги, – поддакнул Жогин.

– Наши вокруг всё обработали. Нет там ничего.

– Если б знать, что искать…

– Бандиты знали.

– Уверен?

– Они не зря всё в хате перевернули. Подле хозяйской кровати копались.

– Ну ты, конечно, тоже туда не забыл нос сунуть?

– Сунул, только тщательно поработать не позволил ваш приезд. Щергунцов злой, как чёрт, погнал.

– А теперь кто мешает?

– Иван Кузякин с Югоровым тела осматривают, отпечатки пальцев снимают. Не подступишься.

– Какие дела?.. Подождём.

– Придётся.

– Слушай, Тихон Семёнович, чую я, не всё ты подполковнику рассказал про Снегирёву.

– Подкалываешь?

– На премию себе оставил?

– Дождёшься у нашего начальника. Как же!

– Непросто так заглянули изверги именно к этой старушке, а уж пытали её как!

– Ефимовна, соседка её, рассказывала, что подружка из зажиточного рода купцов-рыбодобытчиков. Хоть и раскулачили их в своё время, а припрятать дед покойной успел и ей оставил. Ефимовна мне и проговорилась, что за тем сундучком с золотыми монетами да семейными драгоценностями бандюги и пожаловали.

– Чего ж ты молчал?

– А кто поверит?! Щергунцову шепнул, он меня послал подальше; ты, говорит, Сизов, мастер сказки выдумывать. В сектантстве обвинил при всех, слышал?

– Кто же их навёл на тот клад наследственный?

– И думать нечего, две фигуры у меня на подозрении. Сноха, которая к Снегирёвой всех ближе была, или сынок её – пьянчуга.

– Тогда среди живых его искать бесполезно, – покачал головой Жогин, – на тот свет запрос слать придётся.

– Думаете, и его порешили?

Ответить Жогин не успел, во двор вбежал старший участковый Гордус.

– Ты как на крыльях, Казимир Фёдорович! – подковырнул Сизов.

– Щергунцов ещё здесь? – поправив китель, повернулся к ним майор.

– Григорий Артемьевич отправился провожать Лудонина, да и укатил, наверное, в райотдел. Ему ещё комиссару докладывать, сам понимаешь. А ты с новостями?

– Товарищ Жогин, я разумею, вы здесь за старшего остались?

– Считай, так. Я тебя, Казимир Фёдорович, с вестями о Снегирёве дожидался. Во двор вышел, не выдержал.

– Сволочь хорошая, этот Снегирёв!

– А по существу?

– Отыскал я его с помощью Верки Гусевой, продавщицы продуктового магазинчика на рынке. Известная особа. Баба молодая, видная да к тому же одинокая. В общем, мужики к ней липнут, а она не дура, этим пользуется, ходят слухи, что алкашам вместо водки самогонку и бормотуху не опасается втюривать. Ну, те, понятное дело, всему рады, если шлея под хвост попала, расхватывают за милую душу. Ловить за руку, правда, лично мне не приходилось…