Я ободряла чокнутого вымученной улыбкой и отчаянно цеплялась за стену — шажок, еще один шажок, еще… — а вот и водосточная труба! Я обняла ее с такой силой, на какую способно спасенное дитя.

Теперь я была на безопасном расстоянии, и психопат мгновенно учуял — он не сможет дотянуться до жертвы руками. «А-а-а!» Его реакция молниеносна.

«Писюха!» — выкрикнул он чуть не плача и с рыком обманутого чудовища схватил лыжную палку — лыжи стояли на балконе — и попытался дотянуться до жертвы.

Если бы это были взрослые лыжные палки, то сбить с карниза меня ничего бы не стоило. Но в руках безумца была моя детская лыжная палка: бамбуковая тросточка с пластмассовым блюдечком и кончиком из алюминия. И все же конец палки свистел в воздухе буквально в нескольких сантиметрах. Я изо всех сил вжималась в стенку, обнимая трубу. Внезапно труба дрогнула. Глянув вверх, я в панике увидела, что от моей тяжести звено трубы, за которое я цеплялась, начинает выдираться из железной кишки водостока.

Как назло, наши окна выходили на глухой брандмауэр и заброшенный угол двора. Надежд на случайный взгляд прохожих почти что не было.

Убедившись, что добыча вне досягаемости, псих умчался в гостиную, где оставил свой нож на столе. За ножом! Как ни было страшно, но я раскрыла объятия вокруг предательской трубы и снова пошла по карнизу прочь от балкона, животом к стене, все ближе и ближе к раскрытому окну соседней квартиры. Какая удача, что было открыто! Меня отделяло от спасения несколько шагов, когда психопат вернулся с вырванной гардинной палкой. К ее концу он на ходу прикручивал проволокой свой жуткий скальпель. Таким копьем меня можно было проткнуть насквозь.

Камешки опять полетели из-под ног: ой, мамочка! Кроссовка сорвалась с карниза, и я чудом удержала равновесие, вцепившись пальцами в щели. А когда укрепила ту ногу, край штукатурки под натиском левой руки обломился, и я снова чуть не полетела вниз.

Убийца вскинул оружие на плечо и прицельным ударом — паскуда! — направил лезвие в мою голову — мимо! Скальпель злобно чиркнул стальным острием по кирпичной кладке. На волосы посыпалось красное ржавое крошево.

Новый замах безумца.

Я делаю еще один шажок к окну.

Психопат пытался убить меня в самый разгар майского дня, и никто, ни одна живая душа не заступилась за несчастную девочку. Только старая стена пришла мне на помощь, каждый раз подсовывая под руку, под кончики скрюченных пальцев, еще одну глубокую трещину, за которую можно уцепиться, еще один прочный кирпич, на который можно поставить ногу.

Еще один шаг вдоль карниза — и моим глазам открылась незнакомая комната — кабинет, полный книг. Ухватившись руками за противоположный край подоконника, я, обдирая коленки, вскарабкалась и тяжело спрыгнула на пол. Все! Сзади остался тоскливый рев безумца: жертва скрылась из глаз. Опрометью подбегая к двери из кабинета, отчаянно стучу: тук-тук-тук, можно войти? Это я, Красная Шапочка! В ответ тишина… словом, в квартире никого не было, мне опять повезло, а замок в прихожей легко открывался изнутри.

Спасена! Это был соседний подъезд нашего дома.

Стараясь не давать никакой пищи для чужих глаз, я стерла платочком следы красного кирпича с коленок. Оправила одежду. Стряхнула с волос кирпичную пыль и, уняв сбитое дыхание, спустилась во двор, где присоединилась к стайке девчонок, игравших в бадминтон. Разумеется, я молчала в тряпочку. Носить сердце на рукаве, чтобы его клевали вороны? Увольте!

Отсюда я хорошо видела свой подъезд, там стояла машина скорой помощи, белый пикап с красным крестом на борту. Но кабина была пуста. Оставалось самое простое — ждать.

Безмятежный волан летал над головами. Все-таки как хорошо жить… Минут через двадцать появилась Фелицата. Она старалась идти как можно медленней. Сделав вид, что поправляет туфлю, ухватилась рукой за борт скорой помощи и бросила взгляд в кабину. Она явно кого-то искала за рулем. Затем поставила на скамейку у входа поклажу, закурила — и вдруг! — заметила меня среди играющих девочек. Она была ошарашена, напугана, больше того — раздавлена. И не смогла скрыть своих чувств.

— Элайза! — ее голос сипел, лицо пошло пятнами. Она не знала, что сказать.

Наконец взяла себя в руки:

— Ты почему во дворе? А уроки?

— Там пришел мастер ремонтировать телефон.

— Какой еще мастер? И ты оставила его одного?! В квартире!

Ничего не соображая, кроме того, что я не попалась в ловушку, она кинулась в подъезд.

Конец ее был ужасен.

Увидев «большую черную писюху», психопат перерезал служанке горло. Всего на теле несчастной насчитали больше сорока ран от скальпеля… впрочем, все это я узнала от девочек во дворе на следующий день. Кажется, психопата даже не судили, а упрятали обратно в клинику для душевнобольных.

После того, что стряслось, тетка немедленно сменила роковую квартиру на другое жилье. В доме у Патриарших прудов. А конец несчастной служанки мы обсудили только один-единственный раз, в годовщину ее гибели, после того, как тетушка сводила меня в церковь заказать поминание. Когда мы возвращались домой, Магда рассказала о том, что узнала от следователя. Этот сумасшедший раньше убил несколько девочек. В тот роковой день ему каким-то чудом удалось сбежать из психбольницы и, завладев машиной скорой помощи, проехать до самого центра Москвы, где он зашел в поисках жертвы в первый попавшийся дом. На беду это был наш дом… Поднялся по лестнице и увидел ключ, забытый служанкой в замочной скважине… «Как хорошо, Элиза, что ты играла на улице».

Я сделала вид, что верю всей взрослой чепухе, ведь я ничего и никому не собиралась рассказывать о том, что было на самом деле.

А сокровища Фелицаты, ее сумочка из крокодиловой кожи и духи в парчовом мешочке, а главное — револьвер из золота с брюликами в ручке, стали моими. Только к ним спрятались и мои амулеты: металлическая пудреница без пудры с зеркальцем внутри и женской головкой на крышке да моя спасительная книга сказок Шарля Перро.

«Я научусь стрелять, — думала я про себя, слушая тетку. — Я смогу постоять сама за себя. Мне не на кого надеяться в этой жизни».

Тут тетушка подала милостыню нищенке у церковной ограды, которая жадно схватила деньги и крикнула: «И увидел Бог, что это хорошо!» Я оглянулась, у нее было лицо дурочки.

Мне уже шел четырнадцатый год. Я наконец пошла в рост, рассталась с углами на теле, завела моральные правила. Я становилась привлекательной девушкой. Кружила голову одноклассникам и ребятам постарше. Я прекрасно плавала, лихо держалась в седле, знала приемы кунг-фу и три языка, не считая французского. Я занялась акробатикой, ходила по проволоке, играла на флейте, решила стать знаменитым клоуном, наконец научилась стрелять. Я узнала, что в барабане моего револьвера пять патронов 22-го калибра, что марка оружия — «Беверли Хиллз», что мой револьвер изготовлен из 18-каратного золота, украшен брюликами и стоит 98 тысяч долларов!

Да, это оружие для тех, кому есть что защищать.